Читаем Шестьдесят рассказов полностью

Люди вылезли из экипажей и в растерянности смотрели на нетронутую рукой человека землю: впереди расстилалась каменистая пустыня. Тихо, едва сдерживая ярость, Мортимер позвал подрядчика Маццорли, но тот не отозвался. Куда он делся, никто не знал.

На несколько мгновений всех охватил безотчетный страх. Видя, что Маццорли не появляется и обвинять все равно некого, Мортимер послал солдат к хижине, примостившейся у подножия могучей скалы. В хижине жил старик, и солдаты привели его к графу.

Старик слыхом не слыхивал ни о какой дороге, а про Сан-Пьеро сказал, что не был там лет двадцать, но если идти быстро, то часа за два можно дойти. Надо только перебраться через скалистую возвышенность вдалеке и обогнуть болото. Жить там никто не живет, и тропок никаких нет.

Путешественники, включая самого Мортимера, были настолько ошеломлены этим известием, что вконец растерялись. Как могло случиться, что вместо пусть плохонькой, но все же дороги они вышли на целину, где почти не ступала нога человека? Вывод напрашивался сам собой: вернуться как можно скорее, замять эту историю, не допустить скандала, а к виновникам безобразия применить строжайшие меры.

Тут, ко всеобщему изумлению, граф Мортимер заявил во всеуслышание о своей решимости продолжать путь. Идти он намеревался пешком, потому что верхом чувствовал себя неуверенно. Его ждали жители Сан-Пьеро, потратившие уйму денег на то, чтобы устроить ему пышный прием. Пусть остальные возвращаются в столицу — он должен исполнить свой долг.

Сколько ни пытались его отговорить, все напрасно. В полдень, в сопровождении свиты, не посмевшей бросить своего предводителя, Мортимер пустился в путь пешком. Впереди ехала конная охрана с остатками провизии. Дам посадили в экипаж и отправили обратно в столицу.

На раскаленной, потрескавшейся от солнца и времени почве не было ни пятнышка тени, не росло ни единой травинки. Группа медленно шла вперед. Парадные башмаки были малопригодны для подобного путешествия, но их, как и тяжелое помпезное платье, увешанное регалиями, приходилось терпеть, потому что впереди невозмутимо, не обращая внимания на жару, упрямо шагал Мортимер.

Через полчаса начальник охраны доложил министру, что безо всякой видимой причины лошади отказываются идти дальше: сколько ни пришпоривают их солдаты, они терпеливо сносят боль и не трогаются с места. Мортимер рассвирепел не на шутку и в конце концов велел охране убираться восвояси, оставив четырех стражников для сопровождения делегации.

Часам к двум отряд добрел до одинокой хижины. Живший в ней крестьянин каким-то чудом умудрялся обрабатывать клочок пустыни и в крошечном загоне разводил коз. Козье молоко вернуло силы изможденным, обессилевшим от жажды путникам. Но долго отдыхать было нельзя: по заверениям крестьянина, до Сан-Пьеро добрых четыре часа ходьбы.

Спутники графа совсем пали духом: дорога куда-то исчезла, тропинок нет и в помине, кругом мертвая пустыня, а Сан-Пьеро, сколько ни иди к нему, только все больше отдаляется. Окружив Мортимера, они умоляли его отступиться и прекратить это наваждение. Тут запросто можно сгинуть, и на помощь никто не придет в этом Богом забытом месте, убеждали они; над ними тяготеет проклятие, это ясно как день, бежать отсюда надо — и немедленно.

Тогда граф сказал, что пойдет один. Глаза его горели решимостью. Он велел собрать ему в дорогу кое-какой снеди да бутыль воды, вышел за ворота и твердым шагом направился в сторону каменистого плато, откуда, если верить крестьянину, видны крыши и колокольни Сан-Пьеро. Свита сидела не шелохнувшись, потом двое встали и последовали за министром: это были секретарь Васко Детуи и доктор Аттези. Они надеялись до вечера прошагать половину пути.

Трое мужчин шли молча, превозмогая боль в ступнях, а под ногами лежала безжалостно выжженная солнцем каменная земля. Через два часа они добрались до скалистого плато, но Сан-Пьеро им увидеть так и не удалось: весь горизонт тонул в мареве.

Они двинулись дальше, шагая друг за другом и ориентируясь по компасу, который висел у Мортимера на цепочке для часов. Миновали плато и снова спустились на каменистую равнину. Солнце и тут не пощадило ничего живого.

Путники все глаза проглядели, пытаясь различить в тумане очертания какой-нибудь колокольни. Но то ли шли они не в том направлении, то ли просто силы свои не рассчитали, а только Сан-Пьеро все не было видно. Однако до города оставалось, наверное, недалеко.

Близился вечер, когда среди пустыни попался им дряхлый старичок верхом на осле. Жил он неподалеку, на хуторе, а ехал в Пассо-Терне за покупками.

— Далеко ли до Сан-Пьеро? — спросил его Мортимер.

— Сан-Пьеро? — переспросил старик, не понимая.

— Ну да, черт возьми, Сан-Пьеро, слыхали о таком?

— Сан-Пьеро… — повторил старик как бы про себя. — Что-то слышал… Ага, кажись, припомнил, — оживился он. — Отец, бывало, сказывал про город где-то в той стороне. — Он махнул рукой вдаль. — Большой, говорил, город… И назывался… не то Сан-Пьеро, не то Сан-Дедро. Да только не верил я ему…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Публицистика / История / Проза / Историческая проза / Биографии и Мемуары