Читаем Шестьдесят рассказов полностью

Позади Лео в тот момент оказалась еще одна собачонка — самая что ни есть пустяковая, беспородная, видом отдаленно смахивающая на ищейку. Обыкновенная собачонка была поведения самого смирного, нрава тихого и застенчивого. Но тут она подскочила и с разбегу тяпнула Тронка. В какое-то мгновение можно было ясно видеть, как она вонзает зубы в бок грозы района. Секунда — и клубок собачьих тел копошится в пыли.

— Тронк! Назад! — растерянно закричал профессор, безуспешно пытаясь поймать в этом клубке упущенный поводок. Впрочем, действовал он без особого убеждения, подавленный накалом схватки.

Скоро все кончилось. Клубок распался. Лео вместе с приятельницей, скуля, отползли от Тронка. Шеи у них были в крови. Сторожевой пес сидел, часто и тяжко дыша, свеся язык, отдыхая от беспощадной схватки.

— Тронк! Тронк! — умоляющим голосом позвал профессор и попытался взять его за ошейник.

Вдруг позади них, как из-под земли, вырос громадный волкодав из соседских гаражей. Его Тронк всегда обходил стороной из-за одного только вида. Волкодав явился для своего рода мести. В самом деле, как смел Тронк ни разу, ну ни разу не пристать к нему, как смел не задираться никогда, хотя самый вид волкодава так и располагал к драке. Сколько раз видались они у входа в гараж, и в глазах волкодава читалось: «А не дать ли кому по морде?»

Профессор сообразил, что происходит, когда было уже поздно.

— Держите, держите волкодава! — только и прокричал он. — Эй, в гараже!

Черный всклокоченный волкодав был поистине ужасен. Сторожевой пес как-то разом скукожился рядом с ним.

Тронк увидал волкодава и понял, что обратиться в бегство уже не удастся. Противник молнией кинулся на него, метя зубами в затылок. В следующее мгновение Тронк уже обдирал бока о кучи шлака и штукатурки.

Профессор знал, что растащить двух псов, сцепившихся не на живот, а на смерть, — дело почти что невозможное. Поэтому он припустился за гаражи, крича и взывая о помощи.

Между тем фокстерьер и дворняжка-ищейка, оправившись от побоев, подоспели на помощь волкодаву.

Тогда Тронк пошел на последний приступ. Он попытался достать зубами нос своего врага. Но волкодав вывернулся и с новой силой принялся преследовать Тронка.

На звуки собачьей драки из окон начали высовываться любопытные. А из-за гаражей продолжали доноситься умоляющие крики профессора.

Неожиданно воцарилась тишина. Тронк сидел, понурив голову и высунув язык, и в глазах его было изумление и унижение свергнутого монарха. Напротив него рядком расположились волкодав, фокстерьер и дворняжка-ищейка.

Что же случилось с ними? Отчего вышли они из боя, едва вкусив крови врага? Уж не Тронк ли опять стал наводить на них страх?

Нет, не в Тронке дело. Дело в чем-то зыбком и невнятном, что разрастается и зреет в нем, точно болезнетворный микроб.

Эти трое почуяли, что с Тронком случилось что-то такое, отчего его не надо больше бояться. Сперва им все же казалось, будто они вонзают зубы в живую собаку. Но в драке они вмиг почуяли, что дело неладно. Почуяли по запаху шкуры, дыхания, по вкусу крови. Почуяли — и ретировались. Звери лучше всяких клинических лабораторий распознают неизлечимый недуг, от которого пока не придумано лекарства. Наш боец был отмечен печатью такого недуга, он более не принадлежал жизни, в скрытых глубинах его тела уже шел неслышный и незаметный разрушительный процесс.

Врагов больше нет. Он остался один. В надвигающихся сумерках величественно вздымаются ввысь железобетонные городские громады, вызывающе поблескивая окнами в закатных лучах. А горизонт уже фиолетово темнеет, предвещая наступающую ночь. Они, эти громады, как нельзя более под стать амбициозным помыслам и горделивым мечтам тех честолюбцев, которые, валясь под вечер с ног от усталости, все же мечтают о завтрашнем дне.

Но для вчерашнего сатрапа, титана, короля, мастодонта, циклопа, Самсона уж нет больше этих малахитово-алюминиевых вершин. Не для него уже кружит, жужжа, самолет над городским центром, и нет ему дела до того, как вечер обволакивает мрачные дворы, застенки и гниющие свалки.

Он сидел недвижимо и жадно глядел на хилый островок жалкой зелени. Кровь, сочившаяся из раны, постепенно подсохла. И ему вдруг стало ужасно, невыносимо холодно. К тому же спустился туман, мешая видеть. Удивительно — туман, туман посредине лета! Только бы рассмотреть хоть кусочек того, что люди называют зеленью. Это зелень его королевства: трава, камыш, убогие кустики (на самом деле бескрайние леса, непроходимые чащи, раскидистые дубравы, тенистые ельники).

Профессор меж тем вернулся и обрадовался, увидав, что две другие собаки в испуге уходят прочь. Тронк есть Тронк, подумал хозяин удовлетворенно. Попробуй тронь его. Тут он увидел и Тронка. Тот сидел, спокойно и умиротворенно глядя вокруг.

Когда-то, еще щенком, он нежно и трепетно оглядывал этот мир, веря, что завоюет его. Тому всего четыре года.

Что ж, он завоевал мир. Смотрите, каким он сделался огромным псом, с бычьей грудью, с пастью, словно у древнего бога ацтеков, — настоящий собачий король! Но королю холодно, он дрожит.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Публицистика / История / Проза / Историческая проза / Биографии и Мемуары