Шестьдесят рассказов

Наконец Гуго Регюлюс на месте. Именно здесь Гитлер когда-то приказал построить самый большой в мире стадион. На нем он собирался праздновать свой триумф, свое торжество, свою блистательную победу. Такая помпезная нелепость могла прийти в голову разве что бесноватому фюреру — праздновать победу на плавучем стадионе. Бывший капитан третьего ранга жадно вглядывался в поросшие бурьяном обломки. И чем больше смотрел, тем больше утверждался в мысли, что слух о стадионе был пущен для маскировки. У него, Регюлюса, наметанный глаз, его не проведешь. Эти развалины и есть то, что он ищет многие месяцы.

Капитан остановился у края огромной ямы, поросшей травой. Яма уходила в море. Рядом серели вывороченные из земли камни, краснели остатки кирпичной кладки, ржаво топорщились покореженные металлические конструкции. Там и тут торчали какие-то убогие кустики, зеленела сорная трава.

Регюлюс на глазок прикинул длину углубления: метров пятьсот, не меньше. Он попытался оценить глубину, ширину. Присмотревшись к металлическим обломкам, отчетливо различил кусок рельса, сломанный подъемный кран, понтоны, балки, металлические листы. У самых его ног из-под земли высовывалась гильза снаряда. На бывшего капитана словно повеяло полузабытым, но родным духом военного корабля: смесью мазута, свежей краски, раскаленного металла, матросского пота.

Так вот оно какое — «специальное подразделение 9000». Здесь хотели построить боевой корабль невиданных размеров. Впрочем, почему — хотели? Здесь его и построили, спустили на воду, благословили на неведомое дальнее плавание. Теперь о чудо-корабле никто не знает, поскольку знавшие о нем свято хранят его тайну. Если только они живы, знавшие… Если не погребены все до единого в недрах земли или в океанской пучине.

Регюлюс долго бродил по заброшенной верфи. Находил ржавые обрывки колючей проволоки, набрел на остатки той самой стены, что некогда огораживала строительство. Вот тут работали те, кто составлял секретное «специальное подразделение 9000». В этих времянках жили они долгие месяцы, а может, годы, отгороженные от всего мира, от его горестей и надежд. Они не знали, что творится по ту сторону стены, но и там, во внешнем мире, вряд ли представляли, что творится за кирпичной стеной и колючей проволокой. Высшие чины военно-морского ведомства, в свое время давшие распоряжение о создании базы, никогда не навещали свое детище.

Да, когда-то тут кипела работа, а теперь лишь безжизненно серела каменистая пустыня. В самой ее середине, у моря, зияло пустотой то место, где некогда стоял чудо-корабль, а ныне мрачным знаком разора и упадка кружило крикливое воронье. Надо всем свинцово серело балтийское небо, и ветер злобно гнал к холодному горизонту рваные, неопрятные тучи. Они обреченно бежали в промозглую даль, где никто не живет, где негде согреться и отдохнуть.

Завеса тайны слегка приподнялась над «специальным подразделением 9000». Это вселило надежду и вдохновило бывшего капитана на новые поиски. Регюлюс был тверд и преисполнен решимости искать, чего бы это ему ни стоило. Если для разгадки мучившей его тайны понадобится вся оставшаяся жизнь — он не остановится, не постоит за ценой… Шел март сорок шестого года.

Однако длительные усилия и жертвы оказались не нужны. Тайна, страшная, мрачная тайна раскрылась почти сама собой.

Как-то в одной гамбургской газете, в отделе уголовной хроники, Регюлюс наткнулся на коротенькую заметку из Киля. В городском парке был найден истекающий кровью человек, пытавшийся покончить с собой. В руке он держал пистолет, которым и нанес себе тяжелую рану в голову. Как выяснилось, самоубийца — бывший унтер-офицер военно-морского флота по имени Вильгельм Унтермайер. После войны был интернирован в Латинскую Америку, незадолго до трагического происшествия вернулся домой. Причины самоубийства не установлены.

Разумеется, это Вилли Унтермайер! Тот самый, с кем Регюлюс многие годы просидел бок о бок в военно-морском министерстве. Даже был его начальником… Потом Унтермайер исчез по секретному предписанию якобы в «специальное подразделение 9000».

Регюлюс не мешкая отправился в Киль, в больницу. Унтермайер был еще жив. Лицо его едва просматривалось сквозь бинты. Больной говорил, говорил почти безостановочно. Слушать его бред окружающим было невыносимо тяжко. Время от времени ему делали уколы, и тогда он забывался глубоким сном. Ранение тяжелое, сказали Регюлюсу врачи, положение больного безнадежное, вряд ли он выживет.