Читаем Шестьдесят рассказов полностью

Товарищи высмеяли его. Так пусть хотя бы этот мальчик узнает, что за человек был Гаспар Планетта. Но нет, его не волновал даже этот мальчик. Он делал это только ради себя самого, чтобы хоть в последний раз почувствовать себя таким, каким он был прежде. Никто его не увидит, надо полагать, никто так и не узнает, что его сразу убили; но все это совсем не важно. Это было его сугубо личное дело, и выглядело оно чем-то вроде заведомо проигранного пари.

Пьетро дал Планетте уйти. Но потом на него напало сомнение: а вдруг Планетта и впрямь намерен напасть на Конвой? Мысль неправдоподобная, нелепая, но тем не менее Пьетро встал и пошел на поиски. Планетта несколько раз показывал ему место, где лучше всего подкараулить Конвой. Надо сходить туда и посмотреть.

Рассвело, но длинные грозовые тучи тянулись по всему небу. Утро было светлое и серое. То и дело слышалось пение какой-то птицы. Когда она замолкала, вокруг становилось тихо-тихо.

Пьетро шел через заросли в долину, туда, где проходила главная дорога. Он осторожно пробирался сквозь кусты к каштанам, где, как он считал, должен находиться Планетта.

Планетта действительно был там. Он укрылся за пнем и, чтобы быть уверенным, что его не видно, соорудил перед собой небольшой парапет из травы и веток. Он занял позицию на пригорке, господствовавшем над крутым поворотом дороги. Дорога поднималась здесь в гору, и лошадям приходилось сбавлять бег. Стрелять отсюда было удобно.

Мальчик посмотрел на уходящую в бесконечную даль долину. Дорога разрезала ее пополам. Вдали он увидел быстро приближающееся облако пыли.

Приближающееся облако пыли двигалось по дороге и было пылью, поднятой Большим Конвоем.

Планетта преспокойно прилаживал винтовку, когда услышал, что подле него кто-то возится. Он обернулся и увидел мальчика, укрывшегося с ружьем за соседним деревом.

— Атаман, — сказал мальчик, едва переводя дух, — Планетта, уходи. Ты что, с ума сошел?

— Тихо, — ответил, улыбаясь, Планетта, — пока еще я в своем уме. Немедленно убирайся отсюда.

— Говорю тебе, ты сошел с ума. Планетта, ты ждешь товарищей, но они не придут, они мне сами сказали, у них и в мыслях такого никогда не было.

— Придут, черт возьми, придут. Надо только малость подождать. Такую они завели привычку — вечно опаздывают.

— Планетта, — умолял мальчик, — прошу тебя, уходи. Вчера вечером я пошутил, я не собираюсь тебя бросать.

— Знаю, я это понял, — добродушно усмехнулся Планетта. — А теперь всё, говорят тебе: вали отсюда, да поживей, тебе тут не место.

— Планетта! — не унимался мальчик. — Неужели ты не видишь, что это безумие… Подумай, сколько их. Разве ты справишься с ними один?

— Черт бы тебя побрал, проваливай! — приходя в ярость, прикрикнул на него Планетта. — Или ты не понимаешь, что так ты меня только погубишь?

В эту минуту вдали, на главной дороге, показались конные егеря Большого Конвоя, карета, знамя.

— В последний раз говорю тебе: пошел вон, — сердито повторил Планетта. И мальчик наконец отстал, пополз в кусты и исчез из виду.

Планетта услышал звон подков; он взглянул на густые, готовые пролиться дождем свинцовые тучи и увидел парящих в небе воронов. Теперь Большой Конвой, начав подъем, пошел медленнее.

Планетта положил палец на спусковой крючок и вдруг заметил, что мальчик приполз обратно и снова спрятался за тем же деревом.

— Ты видишь, — прошептал Пьетро, — ты видишь, они не пришли.

— Вот ведь каналья, — проворчал Планетта, чуть улыбнувшись и не поворачивая головы. — Каналья, а теперь замри и не шевелись, уходить уже слишком поздно. Погляди-ка, что сейчас начнется.

Большой Конвой приблизился на триста, на двести метров. Уже стал виден выпуклый герб на дверцах драгоценной кареты; уже стали различимы голоса переговаривающихся друг с другом егерей.

Мальчик вдруг испугался. Он понял, что ввязался в пропащее дело, из которого ему не выбраться.

— Ты видишь, они не пришли, — прохрипел он с отчаянием в голосе. — Ради Бога, не стреляй.

Но Планетта даже не шелохнулся.

— Внимание, — весело шепнул он, словно не слыша, что ему говорит мальчик. — Господа, теперь мы начинаем.

Планетта прицелился, он прицелился из своего страшенного ружья, которое никогда не давало промаха. В этот самый миг на другой стороне долины раздался сухой треск выстрела.

— Охотники! — радостно заметил Планетта, пока разносилось зловещее эхо. — Охотники! Ничего страшного. Так даже лучше. Теперь начнется неразбериха.

Но это были не охотники. Гаспар Планетта услышал неподалеку от себя стон. Он обернулся и увидел мальчика, который, выпустив из рук ружье, упал навзничь.

— Меня прихлопнули, — жалобно простонал Пьетро. — Мамочка.

Стреляли не охотники, а сопровождавшие Конвой егеря, которым надлежало скакать впереди кареты и, прочесывая склоны долины, обезвреживать возможные засады. Все они были отменными стрелками, отобранными на специальных соревнованиях. Им выдали безотказные ружья.

Прочесывая лес, один из егерей заметил, что за деревьями копошится мальчик. Потом он увидел, как тот повалился на землю, а затем наконец обнаружил и старого разбойника.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Публицистика / История / Проза / Историческая проза / Биографии и Мемуары