Читаем Шестьдесят рассказов полностью

Однако на следующий день собака за хлебом не пришла; не явилась она и на третье утро. Это Дефенденте вполне устраивало. Сильвестро умер, значит, все надежды на пользу, которую можно было извлечь из дружбы с ним, рассеялись. И тем не менее, найдя в пустом сарайчике одиноко лежащий под лавкой хлебец, пекарь испытал какое-то разочарование.

Но уж совсем не по себе ему стало, когда дня через три он вновь увидел Галеоне. Собака, явно сытая, куда-то бежала по выстуженной площади, теперь она выглядела совсем не так, как тогда, когда он смотрел на нее из окна кафе. Теперь она крепко держалась на ногах, не пошатывалась и хотя была еще тощей, но не такой изможденной: уши у нее стояли торчком, а хвост закручивался кверху. Кто же ее кормит? Сапори огляделся по сторонам. Люди равнодушно проходили мимо, словно пес для них и не существовал. Перед обедом он положил, как обычно, под лавку свежеиспеченный хлеб и добавил даже кусок сыра. Собака не явилась.

С каждым днем Галеоне становился все здоровее и крепче, его длинная шерсть стала густой и блестящей, как у господских собак. Должно быть, кто-то о нем заботился, даже скорее всего не кто-то, а многие, и каждый делал это по секрету от других, в каких-то своих тайных целях. То ли им внушало страх само существо, видевшее больше, чем следовало, то ли они рассчитывали вот так, задешево, купить благословение Господне, не опасаясь, что их засмеют соседи. А может, у всего Тиса на уме было одно и то же? И каждая семья с наступлением вечера старалась под покровом темноты заманить пса к себе, задобрить его лакомым куском?

Не потому ли Галеоне больше не приходил за хлебом? Сегодня ему, наверное, уже перепало кое-что повкуснее. Но вслух об этом не говорил никто, а если случайно речь заходила об отшельнике, то все поскорее старались перевести разговор на другую тему. Когда же на улице появлялся Галеоне, люди отводили глаза, словно это просто одна из тех бродячих собак, от которых нет житья в городах и селениях на всей земле. Сапори же молча злился — как человек, первым сделавший гениальное открытие, которым завладели теперь другие, более решительные люди, чтобы извлечь из него незаслуженную выгоду.

XIII

Неизвестно, видел Галеоне Бога или не видел, но он, конечно, был не обычным псом. Почти с человеческой степенностью обходил он дома, заглядывал во дворы, лавки, кухни и стоял, бывало, неподвижно целую минуту, наблюдая за людьми. Потом тихо исчезал.

Что таилось за этой парой добрых и грустных глаз? Вполне возможно, что через них в собачью душу проник образ Всевышнего. Какой след он оставил там? И вот дрожащие руки стали тянуться к псу с кусками пирога и куриными ножками. Галеоне, уже пресыщенный, смотрел прямо в глаза, словно пытаясь угадать мысли человека. И человек, не выдержав, отводил взгляд. Бродячим и назойливым собакам в Тисе доставались лишь пинки и побои. С Галеоне такого никто бы себе не позволил.

Постепенно все стали чувствовать себя участниками своеобразного молчаливого заговора. Старые друзья заглядывали в глаза друг другу, тщетно стараясь прочесть в них признание, и каждый при этом надеялся распознать сообщника. Но кто отважился бы заговорить первым? Один лишь неустрашимый Лучони без смущения касался щекотливой темы. «Глядите-ка, глядите, вот она, наша славная псина, видевшая Бога!» — нахально возвещал он, заметив Галеоне. И, ухмыляясь, многозначительно поглядывал на присутствующих. Но остальные чаще всего делали вид, будто намеков его не понимают, с недоумением спрашивали, что он имеет в виду, и, снисходительно покачивая головой, говорили: «Да что за чепуха! Смешно даже. Бабские предрассудки!» Промолчать или, еще того хуже, поддержать выходки старшего мастера — значило скомпрометировать себя. И потому разговор пресекали какой-нибудь глупой шуткой. Только у кавалера Бернардиса всегда был один ответ: «Да при чем здесь собака отшельника? Говорю вам, это местная тварь. Она уже не первый год шатается по Тису, чуть не каждый день я вижу, как она вертится у пекарни!»

XIV

Однажды, спустившись в погреб, чтобы проделать свою обычную махинацию с хлебом для бедняков, Дефенденте снял решетку с окошка и приготовился открыть дверцу в корзине. Снаружи, со двора, до него доносились крики нищих и голоса жены и подмастерья, пытавшихся утихомирить толпу. Привычным жестом Сапори потянул задвижку, дверца открылась, и булки посыпались в мешок. В этот самый момент краем глаза он заметил в темном подвале что-то черное и резко обернулся. Это была собака.

Стоя на пороге, Галеоне с невозмутимым спокойствием наблюдал за происходящим. В полутьме глаза собаки горели фосфорическим светом. Сапори окаменел.

— Галеоне, Галеоне, — залепетал он фальшиво и заискивающе, — ах ты, мой хороший… На вот, возьми! — И бросил ему хлеб. Но пес даже не взглянул на подачку. Словно с него было достаточно увиденного, он медленно повернулся и пошел к лестнице.

Пекарь, оставшись один, разразился страшными проклятиями.

XV

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Публицистика / История / Проза / Историческая проза / Биографии и Мемуары