Шестьдесят рассказов

Ну так вот, Даниэль, ты отдыхаешь, отдыхаешь в шезлонге, прекрасная картина, белые брюки, белая рубашка, широкий красный пояс, скорее алый, белый замшевый пиджак, подсолнух в петлице, бородка аккуратно причесана, посмотрим-ка на ногти. Даниэль, твои ногти просто позорище. Поешь селедки. Мы изголодались. Даниэль, мы способны съесть ослиный окорок. Быстро, Даниэль, быстро в ванную, время принять ванну, вода уже набрана, полотенца разложены, мыло в мыльнице, пол застелен новым ковриком, бюст Пуччини над ванной протерт и надраен, хористы готовы, они будут исполнять «Нельсоновскую мессу» Гайдна, намыливание пойдет под «Купе», блаженное отмокание от «Kyrie» до «Credo», серьезная работа мочалкой от «Credo» до «Sanctus», вытирание начнется под «Agnus Dei», Даниэль, прогуляй собаку и шугани птиц, мы не выносим птичьего пения, Спонтини принадлежит вечности, Даниэль, мы хорошо его знали, он частенько сиживал на этом самом стуле, на стуле, где сейчас сидишь ты, Спонтини, он сидел там, харкая и отплевываясь, откашливая кровь в клетчатый носовой платок, после отъезда из Берлина у него сильно пошатнулось здоровье. Мы были очень близки, Даниэль, Спонтини и мы, из всего, им созданного, он предпочитал «Агнес фон Гогенштауфен», «не лишена исторического значения», так он говорил со всегдашней своей скромностью и был, конечно же, прав, «Агнес фон Гогенштауфен» принадлежит вечности. Даниэль, ты знаешь некую Путни, в реестре нет никаких Путци, как же это, Даниэль, новая Путци и не занесена в реестр, странные дела, что-то ты здесь немного лукавишь, Даниэль, Даниэль, Путци звонит, быстрее к телефону. Даниэль, ты можешь уже заносить снопы. Ты хочешь всюэту селедку? Целый день, Даниэль, целый день мы просидели перед этюдом Констебля, как во сне, двадцать четыре часа кряду, электричество испортилось, и мы приказали внести свечи, мы кричали: «Эй! Свечи, сюда, света, света, света!» Свечи принесли, и мы повглядывались дополнительно, некоторое количество дополнительного вгляды- вания в этюд Констебля, как во сне. Выпей рюмку аква- вита, Даниэль. А вот старый крокетный шар! Как давно мы не играли, почти забыли, как это делается, возможно, как-нибудь вечером, на холодке, пока свет еще не померк. Мы сыграем, когда-то мы делали это очень ловко, ты-то, наверное, нет, но мы тебя научим, чистое наслаждение, Даниэль, чистое, безграничное наслаждение, пока свет еще не померк, пылающий апогей потакания своим маленьким слабостям, ты будешь вожделенно стремиться к последним воротцам, ты ударишь по колышку и промажешь, скорее всего, ретивый, неопытный дилетант, твой шар выбьют в кусты, мы подгоним свой шар к твоему и хорошенько ударим по своему шару, и твой шар улетит в кусты, истинное наслаждение, перепугает всех птиц. Это наша крокетная элегия, да, Даниэль. Даниэль, почини догкарт