Шестьдесят рассказов

— Да-да, конечно, — встрепенулся Стефано, — можно было бы попробовать даже… Но только вот так, стоя… Я в прекрасных отношениях с полицией, но…

— Хи-хи! — никак не унимался Макс. — Мы маценькие, мы крофецные… Мы мофем предцказывать будуфее…

Консонни посмотрел на часы. Без двадцати пяти одиннадцать. Унести бы только ноги, а через полтора часа эти чертовы болячки сами улетучатся.

— Дядя, погляди-ка, — по-прежнему насмешливо и задиристо заметил Макс, — фто это у гоцподина Концонни на ноцу?

— Да, в самом деле, — заинтересовался Петерконди. — Я как-то сразу не приметил. Покажите-ка… Мда, туту вас красное пятнышко. Вообще-то говоря, хорошего мало…

— То есть… Что вы хотите…

— Вот что, господин Консонни, — перебил Петерконди, — это пятнышко, честно признаюсь, мне не нравится, но я не намерен… Скажите, а дотрагиваться до него не больно?

— Где, тут? — сказал Стефано, осторожно касаясь носа указательным пальцем.

— Ну так что, больно? — снова спросил Петерконди. — Вы не заметили, давно это у вас?

— Какая разница? — пробурчал Стефано, теряя весь свой апломб. — Месяца два уж, наверно…

— Превосходно, — заключил Петерконди с профессиональной уверенностью. — Значит, два месяца назад у вас это пятнышко уже было. Любопытно…

— Ну так что же? Что из этого?

— Это в корне меняет дело, милостивый государь. — Голос профессора звучал так тихо, что Консонни пришлось наклонить голову, чтобы расслышать. — Если бы я знал это прежде, то не стал бы утруждаться.

Стефано даже остановился. Он снова потрогал пятнышко на крыле носа и робко спросил:

— Так что же все-таки это значит?

— А вы не понимаете? — отозвался профессор. — Да ведь между нами нет никакой разницы.

— Между кем нет разницы?

— Между вами и мной. И говорит вам это профессор хирургии Петерконди, милостивый государь.

— По-моему, он вце понял, дядя, — снова прозвенел довольный голосок Макса. — Ну не цудно ли? Такой цдоровый, крепкий — и на тебе! Как мы ему помогли! — И его свистящий смешок прошелестел по пустынной улице.

— Да что происходит, в конце концов? — воскликнул Стефано, теряя терпение.

— Саркома, милостивый государь, — безапелляционно ответил Петерконди. — Именно так это называется. И ничего тут не поделаешь.

— Хи-хи-хи! Так оно и ецть, дядя в этом отлицно рацбираетца, — с наглой уверенностью заверещал Макс. — Уф ецли он цего цкацал, то так оно и ецть, мофете не цомневатьца. Мы цнаем будуфее, гоцподин Концонни… Хи-хи-хи…

— К чертовой матери! — взревел Стефано. — Я пойду к врачу. И даже если это действительно саркома, я буду лечиться. Денег у меня хватит, будьте покойны…

— К врацу, хи-хи-хи! — заикал Макс. — Так он тебе и помофет, церта лыцого! Ты цто, не понял? Ты теперь наф.

Консонни открыл было рот, но Макс снова затараторил, глумясь над ним:

— Цтупай, неци пирофные цвоей крацотке! Торопиць, парень! И не цабудь дать ей нецколько полецных цоветов!

— Забавно вышло, — серьезно и почти миролюбиво проговорил Петерконди. — Я сразу тебя узнал, Консонни. Еще когда ты свернул на эту улицу. Так что имей в виду: месяца два, ну три от силы, еще протянешь… Впрочем, что ж, нам пора, мой мальчик, — добавил он, обращаясь к племяннику.

Стефано схватился за ворот: он задыхался.

— До цкорого, парень! — злобно бросил ему Макс. — Куфай пирофные ц кремом!

Петерконди от души рассмеялся. Смех его был похож на жужжание шмеля.

Они полетели прочь, омерзительно хохоча, просочились сквозь кирпичную стену и стихли за железнодорожной насыпью.

— Ах, мерзавцы! Чертовы свиньи! — злобно выругался Консонни. — Господа хирурги! Раскололись-таки под конец!

Он растерянно озирался по сторонам, но кругом было пусто. Стояла гробовая тишина. Из водостока вылезла мышь. Бечевка выскользнула у Стефано из пальцев, и бумажный пакет, прошуршав, шлепнулся на мостовую.

— Ах, мерзавцы!.. — еще раз пробормотал он и осторожно, едва касаясь, дотронулся до красного пятнышка на носу. Оно чуть побаливало.

17 ОДИНОКИЙ ЗОВ © Перевод. М. Аннинская, 2010

Я бы хотел, чтобы ты пришла ко мне зимним вечером и, тесно прижавшись друг к другу, мы бы смотрели сквозь морозное стекло на безлюдные, темные улицы. Мы вспоминали бы старые зимние сказки, где были вдвоем, сами того не ведая: робко ступали по глухим, заколдованным тропинкам, пробирались сквозь дремучий лес, содрогаясь от волчьего воя, и с замшелых башен старого замка, над которым кружит воронье, на нас недобро взирали страшные духи. Мы слепо смотрели из этих сказок в будущее, ожидая чего-то загадочного и волшебного. И тогда в нас просыпались томительные, безумные желания… «Ты помнишь?» — спросим мы, крепче прижавшись друг к другу. В комнате будет тепло и уютно, ты будешь доверчиво улыбаться, а в ночи будет завывать ветер и гулко хлопать железо на крышах…