Шестьдесят рассказов

— Поздравляю! Расскажи хоть, как вам удалось с ними разделаться? Ночью на всем чердаке не было ни мышонка.

Джорджо смущенно улыбается:

— Пойдем-ка, посмотришь. Пойдем, пойдем.

Спускается вниз, к погребу. Крышка на засове.

— Теперь они там, — шепчет Джорджо. — Месяца два. Перебрались сюда, в эту клоаку. На чердаке и в комнатах их больше не увидишь, разве что изредка. Они под нами… Слушай…

Он умолк. Сквозь пол донесся с трудом поддающийся описанию звук, будто слились воедино гул и тревожный рокот брожения. К этому примешивались короткие, резкие вскрики, свист, шорохи.

— Сколько же их? — спросил я с дрожью в голосе.

— Кто его знает. Может, миллионы… А сейчас смотри, только быстро.

Джорджо открыл погреб, зажег спичку и бросил ее вниз. На мгновение я увидел что-то вроде пещеры. Она кишела маленькими черными телами. Мерзкие твари громоздились друг на друга, образуя бурлящий водоворот. И была в этом отвратном смешении неодолимая сила, дьявольская живучесть, которую никому уже не остановить. Мыши! Снизу злобно поблескивали тысячи устремленных на меня зрачков. Джорджо с шумом захлопнул крышку погреба.

И вот теперь Джованни пишет, что почему-то не может меня пригласить. Что же случилось? Так и тянет заехать к нему хоть на часок. Лишь бы выяснить, в чем дело. Но, признаюсь, не хватает смелости. Отовсюду до меня доходят странные слухи. Настолько странные, что многие принимают их за небылицы и смеются. Только я не смеюсь.

Говорят, старики Корио умерли, из «Доганеллы» давно никто не выходит. Говорят, продукты туда носит тамошний житель, оставляет их на лужайке перед домом. Говорят еще, будто никто не может войти в дом, потому что его захватили гигантские мыши, превратившие Корио в рабов. Какой-то крестьянин подходил к дому, но не очень близко: с порога за ним угрожающе наблюдала дюжина тварей. Он утверждает, будто видел Элену Корио, жену моего друга. Эта милейшая женщина была одета в лохмотья и стояла на кухне, у очага, помешивая что-то в огромном котле. Ненасытные, вонючие мыши расположились вокруг и подгоняли ее. Вид у Элены был изможденный и печальный. Заметив крестьянина, она безутешно махнула ему рукой, как бы говоря: «Не беспокойтесь. Уже поздно. С нами все кончено».

23 СВИДАНИЕ С ЭЙНШТЕЙНОМ © Перевод. Ф. Двин, 2010

Как-то октябрьским вечером после трудового дня Альберт Эйнштейн прогуливался в одиночестве по аллеям Принстона, и тут с ним приключилась странная вещь. Внезапно и без всякой особой причины, когда мысли его свободно перебегали от предмета к предмету, словно собака, спущенная с поводка, он постиг то, к чему всю жизнь тщетно стремился в своих мечтаниях. В какой-то миг Эйнштейн увидел вокруг себя так называемое искривленное пространство и успел рассмотреть его со всех сторон, как вы сейчас можете рассмотреть эту книжку.

Считается, что человеческий разум не в состоянии постичь искривление пространства — не только длину, ширину, глубину, но и еще какое-то загадочное четвертое измерение; существование его доказано, хотя оно и недоступно восприятию человека. Стоит вокруг нас какая-то стена, и человек, несущийся прямо вперед на крыльях своей ненасытной мысли и поднимающийся все выше и выше, вдруг натыкается на нее. Ни Пифагор, ни Платон, ни Данте, живи они до сих пор, тоже не смогли бы ее одолеть, поскольку истина эта не укладывается в нашем мозгу.

Кое-кто, однако, считает, что постичь искривленное пространство все же можно путем многолетних экспериментов и гигантского напряжения мысли. Отдельные ученые — пока вокруг них мир жил своей жизнью, дымили паровозы и домны, гибли на войне миллионы людей, а в тени городских парков целовались влюбленные, — так вот, эти ученые-одиночки благодаря своим героическим умственным усилиям — так по крайней мере гласит легенда — сумели, пусть всего на несколько мгновений (словно какая-то сила вознесла их над пропастью и тотчас же оттащила назад), увидеть и рассмотреть искривленное пространство — непостижимую вершину мироздания.

Но об этом феномене обычно не распространялись, и никто не поздравлял героев. Не было ни фанфар, ни интервью, ни памятных медалей, потому что триумф этот носил сугубо личный характер, просто человек мог сказать: я познал искривленное пространство. Ведь у него не было ни документов, ни фотоснимков, ни чего-нибудь еще в том же роде, чтобы доказать, что это правда.

Однако, когда наступают такие моменты и мысль в своем мощном устремлении, как бы найдя едва заметную щелку, прорывается туда, попадает в закрытый для нас мир и то, что прежде было абстрактной формулой, родившейся и развившейся вне нас, становится самой нашей жизнью, о, тогда в мгновение ока разлетаются в прах все наши трехмерные заботы и печали и мы — какова сила человеческого разума! — возносимся и парим в чем-то, очень похожем на вечность.