Шестерка Сердец

— А как насчет того, чтобы я был одет как Шерлок, а ты как Ватсон?

— Теперь ты специально дразнишь меня, — отчитываю его, но не могу перестать улыбаться. — Одежда это мой бизнес. Я собираюсь надеть на свадьбу красивое платье, Джей. И никаких компромиссов.

— Думаю, я переживу, — бормочет он мне на ухо, его рука шарит под моей юбкой. — По крайней мере, я буду с нетерпением ждать, когда смогу снять его с тебя.

Когда он зарывается лицом в мою грудь, я вовсе забываю о свадебном платье, Шерлоке Холмсе, Джоне Ватсоне, Элвисе и случайно появляющемся бриллиантовом кольце. Я теряюсь в этом восхитительном мужчине, который превратил мою жизнь в приключение и показал мне чудо из чудес.

С Джейсоном Филдсом рядом со мной, мир — довольно волшебное место.

КОНЕЦ

БОНУС

Пр. автора: действие происходит между двадцатой и двадцать первой главой Шестерки сердец. Джей и Матильда на вечеринке по случаю дня рождения Джесси, а Матильда пригласила с собой Оуэна.

Джей.

Ну ладно, я чертов придурок из-за того, что ревную. У меня нет на это прав. Я прекратил наши отношения с Матильдой, потому что пытаюсь быть хорошим парнем. Даже говоря это, мне все еще хочется ударить самодовольного дебила, сидящего на заднем сиденье моей машины, прямо в лицо.

Он принес ей корзину хлеба. Не знаю, почему меня это бесит больше, чем, если бы он принес цветы, но так и есть. Только я могу ее кормить. Сантимент, конечно, нездоровый, но это моя привилегия, ясно?

И знаете что, мне хочется, чтобы он на меня косо посмотрел, и я смог бы начать что-то. Только проблема в том, что он не сводит глаз с моей девушки, и это еще больше меня заводит. Он смотрит на нее своими глупыми щенячьими глазами, словно она самое прекрасное, что он когда-либо видел. Черт, я даже не сомневаюсь, что она самое прекрасное, что нам когда-либо приходилось видеть, отчего мне хочется ослепить его за один только взгляд.

В подобных случаях мне бы хотелось не уметь так хорошо читать людей, потому что тот факт, что он хочет трахнуть ее, вполне очевиден. Что-то шевелится у меня в груди, что-то уродливое и собственническое.

Так что да, у меня проблемы с управлением гневом.

Сжимая кулаки на руле, чувствую, как кровь течет по венам словно расплавленная лава.

Откровенная ярость.

Я тяжело сглатываю, пытаясь усмирить свой пыл. Даже когда я зол, у меня по-прежнему есть мои классные особые навыки. Ну вы понимаете. Мой разум мечется, пока я везу нас к Джесси, пытаясь придумать какой-нибудь умный и предприимчивый способ расстроить это маленькое ночное рандеву. Так будет неправильно, очень неправильно, но я подумываю сделать хитрый гипноз, чтобы этот парень казался скверным. Будет довольно легко заставить его подумать, что он курица, и чтобы кудахтал по всей квартире, как настоящая марионетка.

Но подобный трюк будет полностью указывать на меня.

Так что нет, я буду выше этого. Не хочу расстраивать свою девочку. К тому же, в последнее время я старался использовать свои «силы» во благо. Будем просто надеяться, что моя способность контролировать себя продлится до самого конца вечера.

Кстати о моей девочке, на ней надето это красное убийственное платье, отчего мне сложно здраво мыслить. Чертовски сложно. Я припарковываю машину и осматриваю ее тело, задержавшись на ее чертовски сексуальных каблуках, которые вызывают у меня желание провести дорожку языком, покусывая, по этим соблазнительным ножкам. Холмики ее груди вздымаются с каждым ее вздохом. Это очень завораживает.

Черт, возможно, это меня загипнотизировали.

— Я могу оставить это здесь? — спрашивает она своим сладким восхитительным голоском.

Я смаргиваю, отводя взгляд от ее мягкой, роскошной груди и поднимаю голову, чтобы встретиться со светло-голубыми глазами. Уходит доля секунды, чтобы понять, она говорит о проклятой корзине с хлебом. Никогда в своей жизни я не был так зол из-за хлеба.

— А как же правило покупать цыпочкам кучу цветов? — огрызаюсь на нее. На самом деле мне не хотелось, меня просто убивает разговаривать с ней подобным образом. Лишь сама мысль о другом мужчине, притрагивающемся к ней, вызывает у меня желание нанести тяжелые телесные повреждения. Никто и не скажет, что у меня иногда тоже бывает с головой не все в порядке.

— Мне кажется это милым. Я люблю хлеб. И вообще, какое твое дело? — спрашивает она в ответ, сузив глаза. Боже, во мне загорается что-то опасное, когда она бросает мне вызов.

Выхватывая у нее корзину, запихиваю ее на заднее сиденье и тяжело сглатываю. Мне нужно проветриться, черт побери. Затем выдаю ей по-настоящему выдающуюся фразу:

— Ты любишь хлеб, — долго и упорно смотрю на нее. Мои глаза оценивающе бегают между ее. Наблюдая, как она общается с Оуэном, довольно очевидно, что она думает о нем чисто платонически, словно они были братом и сестрой. Отсюда напрашивается вопрос, зачем она вообще позвала его сюда?