Шестерки умирают первыми

– Ну как это мне не слышно! – обиделась Мария Федоровна. – Дом-то блочный, семидесятых годов постройка, у нас каждый шепот слышен, не то что крик. А если ты, дочка, думаешь, что я глухая к старости стала, так это верно, поэтому шепота я, конечно, не слышу. Но если голос чуть-чуть повысить – так каждое их слово пересказать могу.

Она пожевала губами, сделала несколько глотков из чашки, всем своим видом показывая, что не верить человеку в ее почтенном возрасте – грех непростительный. Если она сказала, что муж на Верку-пьяницу голос не повышал, значит, так оно и было. Потом смущенно перевела взгляд с гостьи на окно и откашлялась.

– Вообще-то ты права, дочка, один раз было. Кричал он на нее сильно. Но только один раз. Это точно.

– И по какому поводу?

– Утверждать не берусь, но похоже было, что он ее на мужике поймал. Очень гневался. Я даже бояться стала, чтоб он ее не прибил.

– Да что вы, Мария Федоровна, не похоже, – снова поддела старушку Настя. – Если, как вы говорите, она пьет давно, много и каждый день, то поймать ее на мужике можно по меньшей мере три раза в неделю. Вы мне поверьте, я точно знаю. Все женщины-алкоголички одинаковые. Не может такого быть, чтобы муж ее поймал на этом деле только один раз. А если это случалось неоднократно, то не стал бы он так уж сильно гневаться еще из-за кого-то. Подумаешь, одним меньше – одним больше. Если он терпит ее запои, то и это стерпит. Нет, Мария Федоровна, там что-то не то было. Вы, наверное, ошиблись.

– Да нет же, не ошиблась я, – стала горячиться старушка. – Я же каждое слово слышала. Она с другом его… Вот из-за этого он и разозлился. Он прямо так и сказал, мол, когда ты с пьяных глаз с такой же швалью, как ты сама, валяешься, так это черт с тобой, это твое личное дело. Я тебя давно не трогаю, поэтому, если ты на себе заразу какую-нибудь таскаешь, меня не волнует. Но его, дескать, ты не имела права за собой тащить, он мужик слабый, поддался тебе, ну и так далее.

– А она что же? Что-нибудь отвечала?

– Ой, вы знаете, она, наверное, сильно пьяная была. Потому что началось-то все не с того, что он ее поймал, а она сама ему рассказала.

– Как это?

– Да вот так. Он ей замечание сделал какое-то безобидное, а она завелась с пол-оборота, ну ее и понесло. Мол, ты сам только своей работой живешь, ничего тебя в жизни не интересует, хоть бы ты по бабам шлялся, так хоть на нормального мужика был бы похож, а так – ни рыба ни мясо, ни педик, ни импотент. Вот Димка твой – он настоящий мужик, сразу видит, чего женщина хочет, и умеет сделать так, чтобы она была довольна. Вот тут он и начал кричать. Честное слово, первый раз за все годы я слышала, как он кричит. Вот те крест. А Верка его слушает и отвечает невпопад как-то, не про то, я потому и говорю, что она, наверное, совсем не в себе была. Он ей про друга, а она ему про сестру чью-то, не то про его, не то про свою. Он ей говорит, что она могла его друга, Димку-то этого, заразить чем-нибудь, а она ему отвечает, что, мол, конечно, сестра чихнет – а для него уже мировая катастрофа. Видать, совсем мозги-то пропила, уже не понимает ничего.

– Может быть, – согласилась Настя, только чтобы что-нибудь сказать.

Значит, Дмитрий Платонов переспал с женой Сергея Русанова, шлюхой и алкоголичкой. И Сергей, ни в малейшей степени не покоробленный неверностью жены и недостойным поведением друга, рассердился только из-за одного: он боялся, что Дмитрий заразился какой-нибудь гадостью от его жены и принесет потом (если уже не принес) эту гадость его горячо любимой сестре Елене. Похоже, привязанность брата к сестре была и в самом деле такой сильной, как говорил сам Русанов. Настолько сильной, что перекрыла эмоции, связанные с поступком жены и друга. Настолько сильной, что могла заставить ненавидеть Платонова, который предал Елену, опустившись до мимолетной связи со спившейся женой друга. В глазах Русанова Дмитрий сразу свалился на две ступеньки ниже. Подонок, потому что прикоснулся к жене друга, близкого и давнего друга. И дурак, потому что спутался со шлюхой, спавшей бог весть с кем. И вдвойне дурак, потому что одно дело, когда ты спишь со шлюхой и на этом останавливаешься, и совсем другое – когда ты после этого идешь к прелестной юной девушке, которая тебя любит и тебе доверяет.

Русанов мог начать ненавидеть Дмитрия. А это уже многое меняло…

2

Дмитрий так болезненно ощущал, что время идет, а он так ничего и не придумал, что ему казалось, будто с каждой прошедшей минутой из него уходит частица жизни. Каждая прошедшая минута приближала возвращение Киры, и что ему делать, он не знал. Единственная верная линия поведения – делать вид, что ничего не случилось. Только так можно попытаться спастись. Но это лишь в том случае, если Кира – не сумасшедшая. Тогда ее поведение можно хоть как-то прогнозировать, рассчитывать, предвидеть. А если нет? Если она буйнопомешанная маньячка, в голову которой в любую секунду может прийти все, что угодно?