Читаем Шестеро. Капитан «Смелого». Сказание о директоре Прончатове полностью

Появление самолета, падение вымпела точно из давно читанного романа, героического и увлекательного. Он схватил вымпел, разглядывая его, и бегом вернулся к трактористам, которые стояли, задрав головы, — самолет опять уходил на север. Развернули записку. На ней неровные, прыгающие буквы, написанные чернильным карандашом: «Сесть можно, но трудно. Если нужна помощь, ложитесь на снег буквой Н, если нет — буквой П. Колхозники километрах в трех от вас». И приписка автоматической ручкой: «Держитесь, ребята! Скоробогатов». Это начальник отдела кадров — он в самолете.

— Давай, друзья-товарищи, ложись буквой П — заторопился Свирин.

Трактористы выбежали на чистое место и стали ложиться на снег. Свирин командовал. Легли так: братья Захаренко и Сашка — одна сторона буквы, Калимбеков, Гулин и Свирин — другая сторона, верх — хозяин. Лежали на спине, наблюдая за тем, как самолет вернулся опять, пронесся низко над ними и покачал крыльями: до свиданья, товарищи!

Скрылся самолет, ушел на юг. И еще несколько секунд лежат на снегу трактористы, глядя в прояснившееся небо.

Лежат трактористы буквой П. Это значит, что на водоразделе между Чулымом и Кетью все в порядке.

Их было шестеро. Они впервые увидели друг друга за час до того, как три дизельных трактора С-80 двинулись в далекий путь на север. Среди них были татарин, два украинца, трое русских; одному из них, Сашке Замятину, было семнадцать лет, он только начинал жить.

КАПИТАН «СМЕЛОГО»

Начало последней главы

В конце мая, звездной ночью, когда нарымское небо наискось перечеркивают невидимые спички, к обской пристани Луговое швартуется пассажирский пароход «Козьма Минин». Ярко освещенный огнями, гремящий музыкой, голосами, приваливает он к темному дебаркадеру. Позади ожидающих стоят двое в форменной одежде речников. Глядят, как вьются в воздухе причальные концы, как на мостике расхаживает вахтенный, покрикивая в переговорную трубку.

Двое молчат; у одного — невысокого, худощавого — из-под фуражки смотрят большие темные глаза, второй — раскосый, в морщинах — незаметно для спутника вздыхает. У ног стоят чемоданы, стопки книг, перевязанные веревками, и в пестром пледе постель. Черноглазый, заложив руки в карманы, сутулится.

— Прими трап! — кричат с мостика.

Толпа течет на пароход, проваливается в освещенное, жадно открытое чрево. Проглотив пассажиров, пароход начинает набивать трюмы мешками, бочками, ящиками. Мимо двоих, по-прежнему неподвижных, кривоного ступая, идут вереницей грузчики: на берег — с пустыми плечевушками, обратно — с ношей, напряженно глядя под ноги.

Двое, видимо, кого-то ждут. Раскосый курит папиросу за папиросой. Подумав, говорит:

— Пойдем! Задержался Красиков, не придет!

Темноглазый медленно поворачивается, думает, неопределенно покачивая головой. Матрос-контролер покрикивает:

— Заходь, товарищи! Третий гудок даем!

Сверху, с яра, быстро спускается мужчина — начальник Луговской пристани Красиков. Увидев двоих, он длинными руками хватает за плечо темноглазого, трясет, заглядывает в лицо, потом подхватывает чемодан, стопку книг и идет к пароходу.

— Ваш билет! — вырастает перед ним матрос.

— Ты что — не узнаешь! — застывает начальник пристани.

Матрос сплевывает, трясет чубом, спокойно объясняет:

— Вас знаю! Пусть товарищи предъявят! — После паузы строжает голосом, осанкой. — В-в-а-ш билет!

Худое губастое лицо начальника пристани вздрагивает от гнева, бровь задирается на лоб; оглянувшись на темноглазого, Красиков мгновенно, наплывом краснеет.

— Ты!.. Ополоу-умел!.. — глотает слова Красиков. — Пропусти сейчас же! Немедленно!

— В-в-в-а-ш билет! — настаивает матрос.

Из пролета выглядывают любопытные, толпятся, рассматривают двоих, а сверху, с капитанской палубы, свешивается речник, начальственным басом спрашивает:

— Что случилось?

Кивнув на двоих, матрос поясняет:

— Без билетов, товарищ капитан! Мало что они в форме! По закону — не могу!

— Правильно! — одобряет капитан. — Кто ж там?

Наверху наступает молчание; капитан, видимо, приглядывается к неизвестным и вдруг — громко, с надрывом:

— Борис! Ты?

Темноглазый не отвечает. Сверху доносится топот ног по железу — идущий торопится. Матрос-контролер задумчиво пожевывает губами. Красиков смотрит на него сердито. Темноглазый, еще больше сутулится. Через несколько секунд из пролета выскакивает капитан «Козьмы Минина», подходит к темноглазому. Точно налетев на стену, останавливается. Любопытные подходят совсем близко, обступают, прислушиваются, приглядываются.

— Здравствуй, Борис Зиновеевич! — Капитан «Козьмы Минина» протягивает руку темноглазому.

— Здравствуй!

Капитан «Козьмы Минина» оглядывает вахтенного матроса, вздергивает бородку:

— Вещи Бориса Зиновеевича Валова в мою каюту!

Перейти на страницу:

Все книги серии Виль Липатов. Собрание сочинений в четырех томах

Шестеро. Капитан «Смелого». Сказание о директоре Прончатове
Шестеро. Капитан «Смелого». Сказание о директоре Прончатове

.«Первое прикосновение искусства» — это короткая творческая автобиография В.Липатова. Повести, вошедшие в первый том, написаны в разные годы и различны по тематике. Но во всех повестях события происходят в Сибири. «Шестеро» — это простой и правдивый рассказ о героической борьбе трактористов со стихией, сумевших во время бурана провести через тайгу необходимые леспромхозу машины. «Капитан "Смелого"» — это история последнего, труднейшего рейса старого речника капитана Валова. «Стрежень» — лирическая, полная тонких наблюдений за жизнью рыбаков Оби, связанных истинной дружбой. «Сказание о директоре Прончатове» также посвящена нашим современникам. Герой ее — начальник сплавной конторы, талантливый, энергичный человек, знающий себе цену.

Виль Владимирович Липатов

Советская классическая проза

Похожие книги

Судьба. Книга 1
Судьба. Книга 1

Роман «Судьба» Хидыра Дерьяева — популярнейшее произведение туркменской советской литературы. Писатель замыслил широкое эпическое полотно из жизни своего народа, которое должно вобрать в себя множество эпизодов, событий, людских судеб, сложных, трагических, противоречивых, и показать путь трудящихся в революцию. Предлагаемая вниманию читателей книга — лишь зачин, начало будущей эпопеи, но тем не менее это цельное и законченное произведение. Это — первая встреча автора с русским читателем, хотя и Хидыр Дерьяев — старейший туркменский писатель, а книга его — первый роман в туркменской реалистической прозе. «Судьба» — взволнованный рассказ о давних событиях, о дореволюционном ауле, о людях, населяющих его, разных, не похожих друг на друга. Рассказы о судьбах героев романа вырастают в сложное, многоплановое повествование о судьбе целого народа.

Хидыр Дерьяев

Проза / Роман, повесть / Советская классическая проза / Роман
Тонкий профиль
Тонкий профиль

«Тонкий профиль» — повесть, родившаяся в результате многолетних наблюдений писателя за жизнью большого уральского завода. Герои книги — люди труда, славные представители наших трубопрокатчиков.Повесть остросюжетна. За конфликтом производственным стоит конфликт нравственный. Что правильнее — внести лишь небольшие изменения в технологию и за счет них добиться временных успехов или, преодолев трудности, реконструировать цехи и надолго выйти на рубеж передовых? Этот вопрос оказывается краеугольным для определения позиций героев повести. На нем проверяются их характеры, устремления, нравственные начала.Книга строго документальна в своей основе. Композиция повествования потребовала лишь некоторого хронологического смещения событий, а острые жизненные конфликты — замены нескольких фамилий на вымышленные.

Анатолий Михайлович Медников

Проза / Роман, повесть / Советская классическая проза
Общежитие
Общежитие

"Хроника времён неразумного социализма" – так автор обозначил жанр двух книг "Муравейник Russia". В книгах рассказывается о жизни провинциальной России. Даже московские главы прежде всего о лимитчиках, так и не прижившихся в Москве. Общежитие, барак, движущийся железнодорожный вагон, забегаловка – не только фон, место действия, но и смыслообразующие метафоры неразумно устроенной жизни. В книгах десятки, если не сотни персонажей, и каждый имеет свой характер, своё лицо. Две части хроник – "Общежитие" и "Парус" – два смысловых центра: обывательское болото и движение жизни вопреки всему.Содержит нецензурную брань.

Владимир Макарович Шапко , Владимир Петрович Фролов , Владимир Яковлевич Зазубрин

Драматургия / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Советская классическая проза / Самиздат, сетевая литература / Роман