Читаем Шестеро. Капитан «Смелого». Сказание о директоре Прончатове полностью

— Дело у нас, гражданочка, серьезное, областного масштаба. Так ли я говорю, начальник? Вот видишь, хозяюшка, начальник головой машет: дескать, согласен… Я тебе прямо скажу, начальник у нас строгий, баловства не позволяет.

Свирин, старательно обметавший валенки, покачал головой.

— Сама видишь, хозяюшка, — подмигнул Гулин и первым вошел в избу. — Принимайте, люди добрые, незваных гостей!

Пахнуло горячим, застоялым запахом свежего хлеба, овчины, детских пеленок и еще чего-то знакомого, родного, повеявшего далекими воспоминаниями уюта, непритязательной мальчишеской радости. Посредине комнаты крепкий длинный стол на толстых ножках, вокруг скамейки; левую сторону комнаты занимает печь, выкрашенная подзелененной известкой, на трех стенах окна, между которыми в простенках висят портреты, репродукции, вырезанные из журналов. Пол сложен из толстых широких половиц яично-желтого цвета. В нарымских деревнях пол не моют, а скоблят широким острым ножиком, после чего он блестит, как навощенный. У стены, выходящей на улицу, скамейка, на ней притихшие и испуганные трое ребятишек в одинаковых синих рубахах. Над столом висит большая, красивая и, видимо, дорогая люстра, поблескивающая стеклянными подвесками. В левом углу маленький столик, заваленный книгами и тетрадями: здесь занимаются ребятишки.

Хозяин дома, мужчина в поношенной гимнастерке и ватных брюках, степенно поднялся навстречу:

— Бывайте гостями… Видел, видел, как Зинаида людей морозила…

Хозяин сдержанно улыбнулся серыми серьезными глазами. Был он невысок, но строен, подтянут и красив по-своему — неяркой красотой матового лица с хрящеватым носом, широким, синеватым от частого бритья подбородком. Смотрел он спокойно, углубленно, точно прислушиваясь к чему-то происходящему вне того мира, в котором он сейчас находился. Плавные движения его рук, тела, взгляд серых глаз вызвали у трактористов одинаковое чувство умиротворенности; таким же уютом и чистотой, как от дома, от веселой покладистой женщины, веяло от хозяина.

— Так прохаживайте, загостюйте, — пригласил хозяин трактористов, снова немного наклоняя голову. Они стояли у порога неподвижные и молчаливые. Поблагодарили:

— Спасибо! Мы пойдем! Снега б не натащить!

И снова чувство покоя, простой понятной радости охватило трактористов. Легко и радостно было видеть улыбку хозяина, следить за стремительными движениями молодой женщины, прислушиваться к шепоту ребятишек на скамейке — все это было родным, знакомым, близким каждому, словно давно, много лет назад они побывали в этом доме и долгие годы скучали по нем.

Свирин присел на порог, натужась, стащил с ног валенки, аккуратно сложил в них портянки и поставил в уголок к умывальнику. То же самое сделали и другие, оставшись в толстых шерстяных носках. Потом опять замерли на месте, ожидая вторичного приглашения хозяина, который зорко следил за гостями и не заставил ждать:

— Да и снимать бы пимов-то не надо, грязно в избе, ребятишки с утра понатоптали.

Молча выслушали это трактористы, украдкой покосились на хозяйку, ревниво и зорко оглядывавшую до блеска выскобленный пол, а ребятишки на скамейке опустили глаза на свои чистые босые ноги, давно потерявшие летний загар.

Свирин выступил вперед:

— Полы чистые, хозяин, а на пимах снег, мазут. Хозяйке лишняя работа.

— В такой пол смотреться можно, — весело проговорил Гулин.

Мягко ступая в шерстяных носках, трактористы прошли к столу. Хозяйка уже хлопотала — руки так и мелькали. На скатерти появилась жаровня с картошкой и мясом, соленые огурцы, одетые в тусклую пелену засола, грибы, капуста с яркими точечками брусники, сало, нарезанное толстыми ломтями, и любимое блюдо нарымчан — сырая мороженая стерлядь, разделенная на дольки, — чуш.

Чинно, в полном молчании расселись трактористы по местам и, словно по команде, оглянулись на ребятишек.

— Это чего же хозяева не садятся за стол? — спросил Свирин и, порывшись в кармане, достал горсть конфет в розовых просвечивающих бумажках. — Мы и угощение припасли.

— Гостям мешать будут. Народ беспокойный! — ответил хозяин как бы равнодушно.

Трактористы запротестовали:

— Как так: хозяева по лавкам, гости за столом?

— Непорядок, хозяин!

— Вали за стол, громодяне!

Этого только и ждали ребятишки — приглашения гостей, — как воробьи с ветки, спорхнули со скамейки, но расселись по своим местам тихо и так же чинно, как взрослые, сложили руки в коленях.

Вежливые улыбки застыли на лицах трактористов, радушно-хлебосольная — на лице хозяина. Наконец он обернулся к жене:

— В бутыли ничего не осталось? Она ответила словно мимоходом:

— Да посмотреть надо. Вроде бы оставалось…

Юркнула к печке и мигом брякнула на стол мутную четверть. Трактористы и бровью не повели, только запламенели глаза у братьев Захаренко, смешливо выпятил нижнюю губу Гулин. Хозяин разлил вино в стаканы, заботливо следя за тем, чтобы всем досталось поровну.

— Бывайте здоровы, товарищи трактористы!

Гости выпили. Зазвенели вилки.

Перейти на страницу:

Все книги серии Виль Липатов. Собрание сочинений в четырех томах

Шестеро. Капитан «Смелого». Сказание о директоре Прончатове
Шестеро. Капитан «Смелого». Сказание о директоре Прончатове

.«Первое прикосновение искусства» — это короткая творческая автобиография В.Липатова. Повести, вошедшие в первый том, написаны в разные годы и различны по тематике. Но во всех повестях события происходят в Сибири. «Шестеро» — это простой и правдивый рассказ о героической борьбе трактористов со стихией, сумевших во время бурана провести через тайгу необходимые леспромхозу машины. «Капитан "Смелого"» — это история последнего, труднейшего рейса старого речника капитана Валова. «Стрежень» — лирическая, полная тонких наблюдений за жизнью рыбаков Оби, связанных истинной дружбой. «Сказание о директоре Прончатове» также посвящена нашим современникам. Герой ее — начальник сплавной конторы, талантливый, энергичный человек, знающий себе цену.

Виль Владимирович Липатов

Советская классическая проза

Похожие книги

Судьба. Книга 1
Судьба. Книга 1

Роман «Судьба» Хидыра Дерьяева — популярнейшее произведение туркменской советской литературы. Писатель замыслил широкое эпическое полотно из жизни своего народа, которое должно вобрать в себя множество эпизодов, событий, людских судеб, сложных, трагических, противоречивых, и показать путь трудящихся в революцию. Предлагаемая вниманию читателей книга — лишь зачин, начало будущей эпопеи, но тем не менее это цельное и законченное произведение. Это — первая встреча автора с русским читателем, хотя и Хидыр Дерьяев — старейший туркменский писатель, а книга его — первый роман в туркменской реалистической прозе. «Судьба» — взволнованный рассказ о давних событиях, о дореволюционном ауле, о людях, населяющих его, разных, не похожих друг на друга. Рассказы о судьбах героев романа вырастают в сложное, многоплановое повествование о судьбе целого народа.

Хидыр Дерьяев

Проза / Роман, повесть / Советская классическая проза / Роман
Тонкий профиль
Тонкий профиль

«Тонкий профиль» — повесть, родившаяся в результате многолетних наблюдений писателя за жизнью большого уральского завода. Герои книги — люди труда, славные представители наших трубопрокатчиков.Повесть остросюжетна. За конфликтом производственным стоит конфликт нравственный. Что правильнее — внести лишь небольшие изменения в технологию и за счет них добиться временных успехов или, преодолев трудности, реконструировать цехи и надолго выйти на рубеж передовых? Этот вопрос оказывается краеугольным для определения позиций героев повести. На нем проверяются их характеры, устремления, нравственные начала.Книга строго документальна в своей основе. Композиция повествования потребовала лишь некоторого хронологического смещения событий, а острые жизненные конфликты — замены нескольких фамилий на вымышленные.

Анатолий Михайлович Медников

Проза / Роман, повесть / Советская классическая проза
Общежитие
Общежитие

"Хроника времён неразумного социализма" – так автор обозначил жанр двух книг "Муравейник Russia". В книгах рассказывается о жизни провинциальной России. Даже московские главы прежде всего о лимитчиках, так и не прижившихся в Москве. Общежитие, барак, движущийся железнодорожный вагон, забегаловка – не только фон, место действия, но и смыслообразующие метафоры неразумно устроенной жизни. В книгах десятки, если не сотни персонажей, и каждый имеет свой характер, своё лицо. Две части хроник – "Общежитие" и "Парус" – два смысловых центра: обывательское болото и движение жизни вопреки всему.Содержит нецензурную брань.

Владимир Макарович Шапко , Владимир Петрович Фролов , Владимир Яковлевич Зазубрин

Драматургия / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Советская классическая проза / Самиздат, сетевая литература / Роман