Шестеро обреченных [= Последний из шестерки]

Одновременно он пытался вспомнить, где бы уже мог видеть взгляд этого человека. Ведь он наверняка уже видел его где-то. Этот взгляд был хорошо знаком Сантеру, даже очень хорошо!

«Ну все, пора...» — подумал он.

— Возьмите, пожалуйста, подсвечник и посветите мне, пока я проверю пробки...

— Давайте, — сказал тот, похоже, ни о чем не подозревая.

Отдав подсвечник, Сантер засунул правую руку в карман пиджака:

— Ни с места... иначе я буду стрелять! — властно приказал он, доставая свой браунинг.

Воспользовавшись тем, что «инспектор» держит подсвечник, Сантер левой рукой сорвал с него косынку и сбросил очки. Но тут же в ужасе отпрянул к стенке.

— Так это ты? — пробормотал он голосом, в котором чувствовалось упрямое недоверие.

Но больше Сантер не успел ничего добавить: незнакомец тут же выстрелил в него в упор через карман пиджака.

Глава XXII Мою хозяйку похитили!

— Жаль! — сказал месье Ванс. — Очень жаль, месье Воглер, что вы не позволили мне арестовать их! Тогда и Сантер остался бы жив, и Перлонжур был бы в наших руках...

— Что же нам теперь делать? — простонал следователь. — Что нам теперь делать? Ванс? Все! Пропала моя карьера! И ваша, разумеется, тоже, но вам это, правда, безразлично.

— Вы ошибаетесь... Мне совсем не безразлично то, что меня выставляют причастным к смерти пяти человек.

— Но в этом ведь нет нашей вины! Я-то знаю, что вашей вины в этом нет! Что бы вы еще могли сделать, кроме того, что уже сделали?.. Ну, а что касается меня, то вы совершенно правы: мне нужно было подписать два ордера на арест: на имя Сантера и Перлонжура... Теперь же!..

Он удрученно опустил голову.

— Вы, конечно же, не имеете ни малейшего понятия о том, где сейчас скрывается Перлонжур? — спросил Воглер после продолжительной паузы.

— Ни малейшего... Однако Анри, Вальтер и Кардо идут по его следу.

— Вы знаете, нет такой газеты, которая бы не видела в нем убийцу. Так что же мы будем делать? Так что же мы будем делать?

— Я только что послал радиограмму капитану «Аквитании», — равнодушным тоном сказал месье Ванс. — И я большие надежды возлагаю на этот ответ.

Он сделал ударение на «большие».

— Но ему, очевидно, придется произвести тщательные поиски. Так что все это может надолго затянуться.

Войдя в свой кабинет, месье Ванс упал в кресло. Сунув в зубы сигарету, он принялся развивать свою мысль. Для непосвященных эта мысль была совершенно абсурдна... Он вспомнил, что однажды сказал Сантеру, что сделал много интересных заметок, но что они, похоже, еще больше запутывали дело. И тогда же он добавил, что не сомневается в том, что в один прекрасный день они помогут раскрыть истину. И вот наконец настал день, когда все заметки можно собрать воедино, в один пучок, который поможет высветить тайну.

«О боже! Хоть бы поскорее пришел ответ от капитана „Аквитании“!»

Пробило три часа, затем четыре. А месье Ванс по-прежнему сидел неподвижно. Положив руки на стол, он уткнулся в них лбом. Казалось, он спал, но вдруг сделал резкое движение, подвинул к себе листок бумаги и сделал на нем какой-то набросок, а затем долго размышлял над ним и, наконец, смяв листок, бросил его в корзину.

В дверь постучали, и на пороге появился дежурный:

— Здесь какая-то женщина настаивает на том, чтобы вы приняли ее...

— Какая женщина? Она назвала свое имя?

— Нет, она только сказала, что служит у одной дамы, которую господин инспектор хорошо знает, и что ей совершенно необходимо срочно поговорить с вами... Вид у нее крайне взволнованный.

— Пусть войдет.

Минуту спустя в кабинет вошла женщина средних лет. Месье Ванс сразу, же узнал ее: это была горничная

Асунсьон. Вид ее свидетельствовал о крайней степени волнения, и первыми ее словами были: « Похитили мою госпожу!».

— Неужели? — сказал месье Ванс с таким недоверием, которое неизменно толкает простых людей на быстрое и полное откровение.

— Да, месье! — воскликнула его посетительница, падая на застонавший под ее тяжестью стул. — Говорю вам, что ее похитили... Вчера, сразу же после ужина бедняжка пошла прогуляться... «Я пойду немного пройтись, Мари!» — сказала она мне... И вот в половине одиннадцатой она вернулась домой, но не одна, а с каким-то мужчиной... Она была бледна, даже мертвенно бледна, так бледна, что...

— А что это был за мужчина, как он выглядел?