Шестеро вышли в путь. Роман

В доме было тихо. Харбов заложил в рот два пальца и свистнул резко и коротко. Никто не ответил.

- Надо зайти, - сказал Девятин.

Они поднялись на крыльцо. Дверь дома была открыта настежь. В доме была удивительная тишина.

- Может, она не дождалась нас и сама пошла? - сказал Харбов. - В тумане мы могли разминуться.

- Чепуха! - У Девятина от волнения даже горло перехватило. - Войдем.

Они вошли. Тихо и пусто. Какой-то нежилой вид был у дома, будто давным-давно отсюда выехали жильцы. Казалось даже странным, что в столовой тикают часы. Как раз, когда ребята вошли в столовую, они начали бить и пробили восемь раз. Двери булатовской и Ольгиной комнат были распахнуты настежь. Харбов еще раз громко сказал: «Оля!» Никто не ответил. Даже отсюда, из столовой, было видно, что в комнате Булатова валяются на полу какие-то вещи. Ребята заглянули к нему. Два раскрытых чемодана стояли на кровати. В чемоданах был страшный ералаш. На полу валялись сиреневое белье, халат, коробки из-под табака и белая крахмальная манишка с твердым воротничком.

Не посмотрев друг на друга, Андрей и Сашка вошли в комнату Ольги. На полу лежала кольцом серая шерстяная юбка. На кровать была брошена белая блузка с матросским воротником. Одна туфля валялась возле кровати, другая - возле этажерки. Теперь ребята посмотрели друг другу в глаза.

- Что же делать? - спросил Девятин.

- Ну, знаешь, - сказал Харбов, - если она… - Он стиснул зубы и топнул от ярости. - Пойдем отсюда…

Ребята вышли на улицу и остановились.

- Что же делать? - повторил Девятин.

И в это время из тумана бесшумно появился Колька маленький, Николай Третий. У него был жалкий, испуганный вид, и по одной щеке проходил грязный след слезы.

- Ты что здесь делаешь? - накинулся на него Харбов, решив, что мальчишка некстати увязался за ними. Никто не заметил, что он исчез гораздо раньше.

- Она велела сказать, что напишет, - сказал Колька всхлипнув. Он целиком жил нашими интересами и волнениями.

- Кто? - спросил Харбов.

- Ольга… - Коля пошмыгал носом. - Она с этим, чернявым, ушла, а я за ними. Схватил ее, говорю: там же ждут, а она просит простить. Судьба, говорит. Велела запомнить. И пусть, мол, письма ждет. Жди! Напишет она! - добавил с ненавистью Колька уже от себя.

- Куда они пошли? - спросил резко Харбов.

- За кладбище, - сказал Колька, - а там их коляска ждала, и Тишков за кучера. Я побег за ними, да куда же, разве догонишь? Лошади такие здоровые! Она только крикнула: «Пусть, мол, письма ждет!»

- Значит, на Сум-озеро поехали? - спросил Девятин.

- Ага, на Сум-озеро.

Все трое молчали.

- Ну, попадись она мне! - сказал Харбов. - Интеллигентка! Просты мы для них чересчур, рабочие люди.

- Ладно, Андрей, - сказал Девятин. - Давай решим, чего делать.

- «Чего, чего»! - передразнил Харбов. - Надо идти и сказать. Выдержит Васька, не маленький.

Он повернулся и зашагал обратно к дому, где холостяки за праздничным столом с веселыми лицами поджидали невесту. Девятин шел за ним и думал о том, что надо как-нибудь вызвать Ваську, сказать ему тихо, чтоб меньше было сраму на людях.

Сзади поспешал, сопя и шмыгая носом, маленький Николай Третий.

Возле нашего дома Девятин схватил Харбова за рукав.

- Стой, Андрей, - сказал он. - Надо вызвать Ваську, зачем на людях говорить.

- По секрету хочешь? - спросил Харбов. Он был вне себя от ярости. - А как ты думаешь сохранить секрет? Ты пойми, не Ваське позор, а ей. А Ваське наука - с чуждыми не якшаться. Классовая борьба идет, понимаешь? Военное время.

Он вырвался и быстро вошел в дом. Девятин и Колька пошли за ним.

Минут пятнадцать прошло, как ребята ушли за Ольгой. Все мы сидели за столом и чинно беседовали. Дядька, чтоб не подумали, что он голоден, положил себе на тарелку только кусочек огурца, но Марья Трофимовна не выдержала и навалила ему студня. Моденов рассказывал о том, что из Публичной библиотеки пришел запрос на некоторые рукописные книги. Заинтересовались все-таки. Дядька слушал внимательно и кивал головой. Он признавал значение исторических изысканий, поскольку можно было выяснить плутни мироедов в прежние времена. Снизу доносился неумолкающий голос Романа Васильевича. Александры Матвеевны не было за столом. Она все пыталась напоить старика Мисаилова, чтобы тот угомонился и заснул, а у старика, как назло, сна не было ни в одном глазу.

Дверь отворилась так резко, что ударилась о кровать. Вошли Харбов, Девятин и Колька маленький. Уверенные, что сейчас войдет Ольга, мы все поднялись, как по команде, держа рюмки в руках и улыбаясь. И все сразу поняли, что случилось несчастье. Харбов был вне себя. Ему все происшедшее казалось не просто оскорблением друга, а чем-то гораздо более значительным: буржуазная интеллигенция, считал он, выкормленная капиталистами, унизила и оскорбила класс трудящихся, к которому принадлежали мы все - «Коммуна холостяков».