Шестиглавый Айдахар

– Он все равно возьмет меня, – перебила Кундуз. – Нет такого монгола, который бы отказался даже от старухи…

– Укороти язык! – крикнула вдруг Кутлун-Шага. – Иначе я прикажу пролить твою кровь! Если бы встретилась ты мне в степи!..

– Я готова, – дерзко сказала Кундуз. – Пусть дадут мне коня и оружие.

Нукеры, женщины, девушки – все, кто был в шатре, затаили дыхание. Неслыханную дерзость позволила себе женщина-кипчачка – она вызвала ханскую дочь на поединок. Чем ответит дочь бесстрашного Кайду – сама воин, не знающий страха?

Кутлун-Шага прикрыла глаза и вдруг тихо спросила:

– Это твой ребенок?

Сердце Кундуз сжалось от недоброго предчувствия, от близкой беды.

– Да.

– У тебя же нет мужа? От кого же ты успела его родить?

– Я говорила… У меня был человек, которого я любила…

Кутлун-Шага вдруг быстро открыла глаза, на щеках ее выступили красные пятна, заметные даже сквозь бронзовый загар.

– Значит, сын тебе дорог как зеница ока… Или ты сейчас же упадешь мне в ноги и станешь просить прощения за свою дерзость, или я прикажу моим нукерам зарезать его у тебя на глазах!

Кто-то тихо охнул, и в шатре наступила звенящая тишина. Кутлун-Шага ждала ответа.

С поразительной ясностью Кундуз вдруг поняла, что дочь Кайду выполнит свою угрозу. Сама она не боялась смерти, но Акберген должен был жить. Тяжкая доля выпала ему с самого первого дня рождения, но у Кундуз было сердце женщины, и она хотела и верила, что когда-нибудь к мальчику придет счастье.

– Ты слишком долго думаешь! – шепотом сказала Кутлун-Шага. Она подалась всем телом вперед, похожая на змею, готовую к нападению.

Кундуз тихо, в голос, заплакала. Она прижала тело мальчика к своему и вдруг поняла, что не сможет его защитить ничем, кроме унижения.

– Пусть бог заставит тебя однажды заплакать так, как плачу я… – сквозь рыдания сказала Кундуз.

– Кутлун-Шага вскочила с тора.

– В ноги! В ноги! – задыхаясь от ярости, закричала она, подбежав к Кундуз.

– Целуй же сапоги великой Кутлун-Шаги… – шептала едва слышно пожилая женщина, наливавшая им кумыс. – Целуй!.. И она простит тебя, твой сын будет жить!..

– Не надо, мама, не надо! – крикнул вдруг Акберген. – Пусть лучше я умру!..

Шепот, похожий на порыв ветра, пронесся среди тех, кто был в шатре.

Кутлун-Шага словно пришла в себя, пелена ярости упала с глаз, и она с интересом и удивлением посмотрела на мальчика:

– Так вот ты какой… волчонок!

* * *

Кайду и Кутлун-Шага ждали, когда нукеры приведут Кундуз и Акбергена.

– Я отдаю ее тебе, отец, – сказала Кутлун-Шага. – Мальчишку же я оставлю себе…

– Ты у меня мудрая, дочь, – улыбнулся Кайду. – Из такого волчонка может вырасти хороший воин, если приучить его брать мясо из рук…

Занавес, закрывающий вход в шатер, отодвинулся, и вбежавший в него нукер упал на колени, пополз к почетному месту, где сидели отец и дочь.

– Беда!.. Пленники исчезли! Нукер, который их охранял, лежит в юрте с перерезанным горлом!

Глаза Кутлун-Шаги расширились.

– В погоню! Догнать беглецов! Живые или мертвые они должны быть у моих ног.

Через два дня отряды, посланные в степь, во все четыре стороны света, вернулись ни с чем.

Кундуз и Акберген исчезли, словно маленькие камешки, брошенные в глубокий, черный колодец.

* * *

В год овцы (1271), когда умер Барак, города Мавераннахра переживали трудное время. Разоренные бесконечными войнами между ханами, измученные поборами и постоянным страхом быть убитыми, потерять семью, лишиться крова, жители больших и малых городов роптали.

Когда до ремесленников Бухары и Самарканда дошла весть, что Барак умер и отныне все его земли перешли во владение Кайду, они, ожидая новой резни, начали укреплять свои города и готовиться к отпору.

Но Кайду явил великую милость. Он не стал проливать кровь своих новых поданных, и это вселило в людей надежду. Вспыхнувшая было искра отчаяния, которая могла бы воспламенить человеческую ярость, вдруг потухла. На смену безысходности пришла пусть небольшая и робкая, но надежда.

Именно в этот момент в Бухаре вновь появился Тамдам. Он и его последователи говорили людям, что надежды их напрасны, что не бывает добрых владык, что все останется по-прежнему: и грабежи, и поборы, и кровь.

Шло время, и все оказалось так, как предсказывал улем Тамдам. Все больше появлялось его сторонников в Бухаре, Самарканде, Ходженте и в других городах. Снова забродил Мавераннахр, вновь поползли слухи по пыльным базарным площадям, будоража людей.

С большим трудом добрались Кундуз и Акберген до Бухары. Долгим, полным опасностей был этот путь. И только здесь, среди друзей Тамдама, почувствовала наконец-то Кундуз себя счастливой.

* * *

Захватив долину реки Чу, принадлежащую Золотой Орде, Кайду ждал, чем ответит Менгу-Темир. Но хан молчал и не делал никаких попыток вернуть утраченные земли.

Ободренный этим ильхан Абак сделал попытку выйти к Северному Кавказу и отобрать его у Золотой Орды. Здесь произошло несколько небольших сражений, не принесших успеха ни одной из сторон.