Шестиглавый Айдахар

– Посмотри вокруг! Разве ты не видишь, что монгольская сабля уже давно не сверкает так ослепительно, как это было при Бату! Многое переменилось с тех пор, как ушел он из жизни. Покоренные народы по-прежнему боятся нашего сильного войска, но уже не боятся нас, монголов. При Чингиз-хане и Бату монгол был страшен и непонятен, теперь же и орусуты, и другие народы знают о нас все: и как мы живем, и как умеем сражаться. А когда враг понятен, он уже не может напугать, подавить волю. Его боятся только до тех пор, пока он сильнее. Не оттого ли восстали орусутские города: Ростов Великий, Суздаль и Тверь, Ярославль и Устюг? Давно ли Угедэй и Джагатай стерли с лица земли Бухару, но и здесь свосем недавно чернь не побоялась поднять голову. Если бы ты видел это сам так близко, как видел я… Ночь… Суровые лица, непокорные глаза и кровавый свет факелов… – Берке помолчал, словно заново переживая то, о чем рассказывал. – А бунт грузинов против Кулагу под предводительством князей Большого и Маленького Давидов в Тбхисе?.. А недавние события в нашей ставке? Я приказывал вырезать непокорных как баранов, без жалости!..

– Ты правильно делал, – сказал Ногай. – Самый лучший враг – это мертвый враг.

– Я тоже так считаю. Но почему тогда одно волнение следует за другим? Почему их становится все больше и больше? Ты слышал о моем бывшем сотнике Салимгирее… Казалось бы, ужас должен владеть им, потому что он своими глазами видел, как я приказал уничтожить десять тысяч непокорных рабов. Однако верные люди доносят мне, что Салимгирей собирает вокруг себя врагов Орды…

– Вели поймать его!.. И пусть все увидят, как покатится под ноги твоего коня его голова! Только страх способен удерживать людей в повиновении.

– Я так и поступлю… – задумчиво сказал Берке. – Но как суметь страхом остановить время?

Ногай хотел понять, о чем говорит хан. Он пристально смотрел ему в лицо, но лицо Берке оставалось непроницаемым.

– Не слишком ли ты много думаешь, вместо того чтобы заботиться о величии Золотой Орды? – нетерпеливо сказал он.

Берке покачал головой:

– Все мысли наши от бога… Время… Оно кажется мне порой похожим на безбрежное бушующее море. А море может разбить самую крепкую скалу и обрушить самый высокий берег… Я многого не могу понять… и еще меньше объяснить… Бесстрашные тумены Чингиз-хана покорили бесчисленное множество народов кривой монгольской саблей, острой стрелой, тяжелым соилом и жалящей камчой. Мы берем у побежденных все, что нам надо, и правим ими, не слезая с седла… Но, вместо того чтобы слабеть и умирать, они упорно вновь строят то, что мы разрушаем, пасут скот и пашут землю, добывают железо и куют из него мечи. Скажи, мой доблестный нойон, ведь покоренные не стали слабее, чем они были в дни нашей с тобой молодости, когда под предводительством Бату мы топтали их копытами наших коней? Разве это не так? Все чаще бунтует чернь, а разве непокорство не есть проявление силы? Порой мне кажется, что придет такое время, когда и орусуты, и булгары, и жители Мавераннахра откажутся давать нам то, что мы привыкли у них брать. Сможет ли тогда Золотая Орда снова растоптать их, будет ли всегда у нее та сила, которая есть сегодня?

– Тебя для того и подняли на белой кошме, чтобы ты заботился о силе Орды, – раздраженно сказал Ногай. Ему были не по душе рассуждения Хана. – Во все времена рядом с человеком живут несправедливость и насилие. Они вечны. Будь мудрым, будь хитрым, и они не дадут упасть шатру Золотой Орды.

– Даже булатный меч тупится, если им постоянно бить о камень…

Ногай едва сдерживал ярость. Он и так уже позволил себе слишком многое в разговоре с ханом. Другой бы уже поплатился головой за свою дерзость, но Берке всегда позволял Ногаю больше, чем остальным, и разговор их происходил без посторонних. У Ногая были причины для ярости. Впервые он вдруг увидел, что в хане словно сидят два совершенно разных человека. Один правит Ордой так, как привыкли править монголы: он безжалостен, кровожаден, никто не смеет рассчитывать на его пощаду; другой, открывшийся вдруг перед Ногаем, нерешителен, напуган и ведет речи, недостойные чингизида.

– Разве можно править Великой Ордой, не веря в ее могущество! – гневно крикнул Ногай. – Если бы ханом был я!.. Я показал бы всему миру, что нужно Золотой Орде, чтобы она стояла вечно!

Берке вкрадчиво засмеялся. Глаза его вновь сделались пристальными и холодными, а лицо отвердело. Нет, не напрасно не доверял он последнее время Ногаю. «Если бы ханом был я…» Не слишком ли о многом мечтает нойон? Пусть сказано это в пылу спора, и все-таки… Он знал, так думает не один нойон. О власти мечтают все чингизиды…

Берке подозревал Ногая в тайных замыслах, но ни он, ни нойон не знали еще в это время, не могли даже предположить, что пройдут годы и борьба среди потомков Потрясателя вселенной за право стать ханом унесет множество жизней, зальет степи Дешт-и-Кипчак кровью и явится одной из многих причин, из-за которых навсегда рухнет шатер Золотой Орды, погребая под своими обломками всех тех, кто верил в ее непоколебимость и вечность.