Шестирукий резидент

Я-то сам уже был в Аду - именно так, с большой буквы. Потому что в данном случае это не просто собирательное понятие, а название измерения, имя собственное. Точно так же есть просто рай, а есть Рай. А еще есть земля, а есть Земля. Ну, в общем, это понятно…

Щученко минут десять что-то решительно черкал в блокноте, разбрызгивая во все стороны чернила, смешанные с собственным потом. А потом протянул его мне, сопроводив ультимативным кивком.

Это оказался список. Список недостатков, замеченных им на нашем российском телевидении. И предложения, как эти недостатки лучше устранить. Весьма радикальные предложения.

К примеру, всех представителей секс-меньшинств и тех, кто имеет несчастье быть на них похожим, предполагалось расстрелять или отправить в тайгу валить деревья. На их собственное усмотрение. «Тату» - санитарками в лагерную санчасть. Всех «подражателей буржуазному Западу» - опять-таки на лесозаготовки. В частности, подавляющую часть поп-, рок- и рэп-певцов. Список возглавляли Децл и Кипелов. И если первый мне по большему счету безразличен, то за второго я любому пасть разорву.

Несладко пришлось эстрадникам, которые просто не угодили высоким эстетическим требованиям полковника Щученко. К примеру Шнур был обвинен в страшном преступлении - бездарности. Хотя тут он, в принципе, прав. Орать одну и ту же строчку, даже не попадая в такт - еще не означает петь. Помню, как я слушал бесконечное и крайне немузыкальное «Зуу-у-уб залато-о-ой!», и до самого конца надеялся, что он все-таки перепрыгнет через эти два слова… Так и не перепрыгнул. Но ведь кто-то слушает, и кому-то даже нравится. Значит, это кому-то нужно. Знать бы, правда, кому… Мне, например, при звуках его песен хочется исполосовать кого-нибудь когтями до полусмерти.

И лучше всего - его.

«Виагре», «Блестящим», «Фабрике», «Сливкам» и прочим приятно выглядящим женским коллективам повезло больше. Их полковник предложил отстранить от эстрады, но строго не наказывать. Отдать на перевоспитание ответственным товарищам - в секретарши. Пусть к труду приучаются. Беленькую из «Виагры» он даже присмотрел лично для себя…

Ведущих разных передач Щученко тоже не пощадил. Правда, были и исключения. Дроздову, например, он очень обрадовался - его родной мир, опережающий наш на десять лет, пару месяцев назад проводил великого натуралиста в последний путь… Вся страна во главе с генсеком Сауловым на сутки погрузилась в траур. Щученко даже предложил переправить нашего Дроздова к ним, а то советским гражданам его очень не хватает.

Но так тепло он отозвался далеко не обо всех. Галкина, например, потребовал немедленно прибить чем-нибудь тяжелым, чтоб не соблазнял трудящихся своим проклятым миллионерством. Всех диджеев MTV - в прорубь. Радзинского - к ним в КГБ. И бить тяжелыми берцами, пока не запомнит, гадина, что про Сталина с Берией всякие пакости рассказывать нельзя! А потом, конечно, расстрелять.

А уж как досталось политикам! Это просто кошмар. Щученко не пожалел никого… ну, почти. Один человек на нашем политическом Олимпе ему все-таки понравился - товарищ Шандыбин. Вызвал горячую симпатию. А вот Зюганов - только презрение и обвинение в оппортунизме и полумерщине. Что означает это последнее, я так и не понял. Хорошо хоть Путина после моих угроз трогать не посмел - даже неохотно признал, что данный товарищ, в принципе, может возглавить какое-нибудь ведомство. При этом опасливо посматривал на мои когти.

– Замечательный пакет предложений, - поздравил его я, отдавая обратно блокнот. - При случае обязательно передайте по назначению.

– Это, значить, куда? - заинтересовался Щученко.

– А вот как выйдете из кладбищенских ворот, так повернете налево, и там увидите такую железную коробку. Туда и суйте.

– Почтовый ящик?

– Нет, урна.

Я весело заржал, глядя на нахмуренные брови полковника. Тот начал медленно сжимать кулаки, ужасно недовольный, что его ценными указаниями так нагло пренебрегают. И даже советуют поступить с ними таким преступным образом!

Прежде чем он успел что-нибудь сказать, я уже вышел наружу. Тени от деревьев и могильных плит сильно удлинились, солнце клонилось к закату, и я потянулся, расправляя крылья и руки. Меня ждала работа.

Святогневнев пообещал приглядывать за Щученко. А я пообещал купить ему новый телевизор взамен разбитого. Но улетал все равно с тяжелым сердцем - было, было у меня сильное искушение приковать полковника наручниками к батарее. Чересчур уж это буйный тип, чтобы вот так просто оставлять его на свободе. Я помню, что Святогневнев пообещал, но он человек мягкий, интеллигентный, где уж ему уследить за этим чокнутым коммунякой… С другой стороны, Лев Игнатьевич - ходячий мертвец. А еще большой ученый. И тоже капельку ненормальный.

Конечно, абсолютно нормальных людей в мире раз-два и обчелся - по сути, только я сам… Я на лету выстрелил хвостом, протыкая насквозь жирного голубя, отправил его в пасть, выплевывая перья и еще раз подумал, что я, наверное, единственный нормальный человек на всем белом свете…