Даже в университете, помню, если не сам писал конспекты на лекциях, а у кого-то сдувал, мне не давалось их пересказать уверенно, с бойкостью хорошо усвоенного материала… Что-то я не о том. Наверное, уставший и запуганный приключениями с мистической подоплекой, я подсознательно искал отдыха для рассудка и души в привычных и любезных мне деталях мирной, обыденной, размеренной жизни — института, семьи, нашей с Аленой квартиры… Говорю же, у меня психология не мага, а хоббита. Но Карта в носке мучила меня немилосердно — томила, мучила и жгла. Я все время косился на ту ногу, с Картой. Володя перехватил мой затравленный взгляд и криво усмехнулся.
— Доставай, что ли, — сказал он голосом Володи. И подтвердил свое распоряжение кратким опусканием век на глазах Володи. И я полез в носок и вынул ее. Карту.
Противу моих ожиданий, ничего особенно страшного я на ней не увидел. Только квадратик с Чальмны Варэ стал будто шире. Зато, будто… почему будто? — точно почуяв ее рядом с собой, Карта, которую Володя извлек из бомжацкого исподнего, заполыхала своими красными кольцами, они пошли по ней, точно рябь по воде от “блинчика”.
— Видишь? — сказал Володя. — Если наше экологическое потребительство, если наши порывы взять милости у природы, затронувшие уже и Карелию, ключ мира, не прекратятся, то мы все можем заказывать белые тапочки. А гробов нам не надо. Нас сама земля в себе похоронит. Без дна и без покрышки. А все отчего? От революционного подхода — что к мирозданию, что к человечеству. От желания все сразу поставить на службу человеку. От наскока, нахрапа и гордыни…
Хоть я и смирный хоббит в душе, но морализаторства с детства не люблю. А кто его любит, покажите мне такого индивида?.. Я сморщился, как от зубной боли. И спросил — явно не то, что ожидал Володя:
— А чей же череп был на снимке?
Он безмерно удивился. От изумления даже заговорил, как бродяга:
— Череп? Про чо ты? А, про свою травму… Мишки Прошлеца, наверное. А вообще — хрен его знает.
— А как же опухоль?
— Слушай, — сказал Володя опять своим глухим и значительным голосом, — не разменивайся на мелочи. Какая тебе разница? Все события, что случились с тобой за последнее время, должны были привести тебя в Карелию, к Чальмны Варэ. Что ты должен знать — то ты уже знаешь. Чего не поймешь — то ты знать не должен. Вот и все.
— А зачем мне в Карелию, к этим Варам?
— Там терминал на Кольском полуострове.
— Банковский? — глупо спросил я, демонстрируя замусоренный менталитет Антона Непомнящего, безнадежного урбаниста.
— Глупуй, что ли? — удивился Володя опять по-дурацки. Его голубые глаза смотрели из-под неряшливых, конъюнктивитом каким-то обметанных век бродяги, а изъяснялся он пропитым и простуженным голосом этого бича, в его, бича, простонародной манере. — Межевой, дяревня!
—?
— Ну Термин, глупота, Термин — бог межей в римской мифологии, усек? Там же межи. Там карты стыкуются. И туннель там на поверхность выходит… тот, что между Картами… то бишь мирами. Там только и можно поправить, что в прежнем мире изнахрачено. Ну, вот мы эти стыки терминалами и зовем… давненько, с римских пор… Харй прикидываться, ты же все вспомнил!..
— Но зачем нам к этому… терминалу?
— С чегой-то нам? Тябе. Я чо? Я там уж был-перебыл, тонул-всплывал… Я в прошлом мире остался. Теперя, в этом мире, тябе черед.
Меня словно опалило. Мелкий страх морозит, а сильный — жжет огнем.
— Мне?! Одному?!
— Ну. А чо?
— И я один должен исправить? Все, что до меня… изнахрачено? Все, что всякие там лесорубы, мелиораторы и секретари райкомов с их директивами натворили? А мне одному это расхлебывать? Да как же я смогу?
— Ничо, — ухмыльнулся Володя. — Там сообразишь. Ты ваще головастый, я вижу… как лошадь. Хоть и думаешь тоже, как лошадь, медленно.
— А как же ты здесь оказался, если ты в том мире?..
Скрипнула дверь тамбура. Мощная грудь проводницы, точно голубая подушка, углами вперед, воинственно нацелилась на нас. Над подушкой маячила ее раздраженная физиономия.
— Покурить, говорят, покурить… Полчаса курите, что ли? А ну, признавайся, где ханку прячешь, обсосок!
— На, обыщи! — дурашливо задрал руки Володя — бомж бомжом.
Проводница уловила амбре, которое пошло от его резкого движения, и вся скривилась:
— Руки марать об тебя… Ладно, валите на выход. Оленеводск через десять минут! Второй раз предупреждать не буду.
— А куда мы, на хер, денемся, там же конечная! — весело ответил Володя. Но пошел за ней. Мне показалось — слишком быстро, слишком охотно пошел, чтобы не отвечать на мои вопросы. В проходе он, будто шатаясь от качки, поймал мою руку, сжимавшую Карту, стиснул пальцы в кулак, а кулак попытался загнать мне под обшлаг куртки. Я уловил дуновение слов: “Спрячь получше, балбесина!”