Теперь вернемся к артиллерийским вопросам. Катапульта 86-й модели подкидывает в воздух шестипудовый груз грубо отесанной асимметричной скалы под углом в сорок пять градусов, который, по науке и опыту, является оптимальным для достижения сколько-нибудь вразумительной дальности полета. Снаряд летит по навесной траектории, точность – умеренная, зато его легко забросить за стену. Характерная дальнобойность катапульты – если предположить, что она идеально настроена, у нее новые, добротно натянутые тросы из конского волоса и все соединения плотно подогнаны, дабы снизить вибрацию, – около двух сотен ярдов. Вот почему враг выстроил свою тройную линию в 275 ярдах от стены.
И вновь возвращаемся к игре. Круглый деревянный шар подкатывается к каменюке-цели без проблем, и, если играет не законченный мазила, столкновения им не миновать. А теперь представьте, как я иду однажды вечером по Холмовой улице, встаю, дабы полюбоваться идеально обтесанными каменными шарами, размером примерно в два раза больше моей головы, которые какой-то богатей выставил для украшения своих ворот.
Так у меня устроен мозг. И я этим не горжусь. Итак, я отправился на каменоломню и сделал вид, что хочу купить пару каменных шаров вроде тех, что увидел. Без проблем – так мне ответили. Любопытства ради я уточнил – а как вы добиваетесь таких идеальных форм – это что, какой-то бедняга вручную долотом долбит? Моя наивность удостоилась улыбки. Мне объяснили: есть специальный станок. Даже показали его – чертовски большой агрегат, приводимый в действие шестью ослами, вращающими мельницу, хотя обычно крупные каменоломни в центре города используют энергию воды. Семидесятифунтовый каменный шар – каждый час: идеально круглый, ничем не отличимый от собратьев, ваш за смешные деньги…
Я сказал им, что подумаю. И не соврал – думал я об этом много. Но, размышляя уже 15 лет, я пришел к выводу, что я появился на этой земле не для того, чтобы чинить людям неприятности. Я – строитель мостов. Правда, время от времени по этим мостам проходят карательные отряды, в целях истребления врагов Империи, или чтобы доставить еду и воду убийцам, или передавать им сообщения, в ту и другую сторону – крутишь мысль как веретено, и она становится тонкой и размытой, и ты на самом деле никому не причиняешь вреда, просто делаешь переход через реку проще, ничего в этом плохого нет. Так что я подумал об этом, решил, что подумаю еще, и занимался другими делами. До сих пор.
До момента, когда я взмахнул красным флагом.
На счет, может быть, «три» ничего не произошло, и я подумал, что этот полоумный Стилико все испортил. Затем что-то привлекло мое внимание, что-то очень далеко, какая-то изогнутая линия в воздухе, дугообразный силуэт. Удара рычага катапульты о раму я еще какое-то время не слышал – по какой-то причине слух намного медленнее, чем зрение.
Солдаты, выстроившиеся в тройную линию в двухстах семидесяти пяти ярдах вниз по пологому склону, тоже увидели это. Они рассмеялись, когда снаряд грохнулся оземь на прискорбно коротком, казалось бы, от точки стрельбы отдалении. Смеялись, когда снаряд подпрыгнул – один раз, другой. Ну а потом, когда сто пятнадцать семидесятифунтовых каменных мячей стали врезаться в них на высоте головы, ломая шеи и кости в первом, втором и третьем ряду, стало не до смеха. Склон, хотя бы в силу того, что он – склон, а не равнина, придавал нашей атаке скорости и мощи: семьдесят фунтов, катящихся немного быстрее, чем человек может бежать, имеют большой импульс, требуется чертовски много остановок, чтобы его погасить. Кости на это не способны, равно как и шесты для палаток, повозки, привязанные лошади, плоть, кровь. Ничто не может остановить его, пока земля не выровняется или не начнет забирать вверх, а к тому времени…
К тому времени, конечно, люди Стилико дали еще один залп.