Читаем Шестнадцать полностью

Не дочувствовал, не произнёс и не проявил вовремя.

Улыбка ее – мой смех не выраженный.

Взгляд – это взор не очерченный,

Который не открыл ей в ожидании,

Что я ее поддерживаю.

И думаю про неё, как про женщину,

Которой обязан рождением тех, кто меня продолжение.

И попадал параллельно я в смысловые ограничения.

Каждый раз на свой выбор оглядываясь.

Через время и его измерения,

Которые когда то проявятся.

И может ее порадуют,

Что все так банально, как в детском садике.

Когда верят в светлое, вечное

Как будто оно останется,

Когда все вокруг изменится

Для тех, кто снаружи находится.

Но я внутри моей женщины.

Она ещё та же, девочка.

А я пропадаю в боях за какие-то мужские ценности.

Сохраняю с ней равновесие.

Балансирую с бытом и верностью.

Играюсь без понимания,

Что все уже состоялось

И скорее всего не изменится.

И счастьем это называется –

Быть навсегда с этой женщиной…

В СОАВТОРСТВЕ С МАРИЕЙ Т. -1


Ничего во мне нет от безумного в полнолуние зверя,

Не назвать меня коварным из триллеров подлецом.

Я себе на допросах с детектором лжи не верю,

Слишком знаю зафиксированное в акаунтах лицо.

И, когда подобно ученику Рембрандта, сам себя рисую,

Получается, что не добавил бездарно ничего,

Словно с зеркалом вставленным в перископ говорю я,

Осознавая, что в реальности нет и его.

Как подводную лодку секретную, взгляд опускаю в воду,

Пусть она у стапелей моего обитания мутна,

Результат принимаю, держа дыхание ровно,

Лишь за то, что это освящённая в доме родном вода.

Узнавать легко себя в этой главной для меня воде,

Чтоб не стать субмариной, принимавшей неравный с конвоем бой,

Как бежать от себя одного к другому себе,

Как стоять за самим собой в затылок, словно изгой.

Как считать единицей сложные цифры, типа миллион сто сорок,

Выбирая единый для моторов моих мерный такт,

Как стараться спать с кем-то, кто слишком дорог,

Чтоб сблизиться с ним на узел или на шаг,

Кто далек, чтоб назваться: «тот свой» и не чужой, кто

Только делит с тобой одного пространства постель.

Словно в камни мечом джидая я воткнут,

Но я чувствую боль философских души камней.

Я стою в ожидании разрешения причалить снова,

У себя я всегда в не ипотечном за родное жилище долгу.

Знать, как надо – не быть беспечно слегка готовым,

И не сделать ложных манёвров назло врагу.

Пусть себя не считаю по силе всем сильным равным,

Мысль точу, как кухонный нож упрямо одну,

Что с рождения стал для себя неправым,

И спасу захлебнувшуюся от времени вину,

Пусть из лет состоящая верная свита

Остудила перегретый движением корпус и пыл -

Проще тупо стерпеть без сомнений обиду,

На того, кем когда-то скорее всего ты был.

В СОАВТОРСТВЕ С МАРИЕЙ Т. -2


Бог – астронавт.

Он чёрный белый или китаец.

Не важно это и по смыслу не имеет значения.

Он идет по космосу, который называют ещё и раем

Смотрит на галактики дыры латает.

Следит, в порядке ли черные звезды.

Контролируя пульсары и карлики,

Чтоб не смотрелись слишком зловеще и мрачно.

Он ощущает что созданное им противоречиво и неоднозначно.

Мысли в нем просыпаются:

"Как я сделал это? Каким хитрым способом?

В каком настроения созидал я подобное миростроение.

Для любого Гауди архитектора смесь форм здесь и столпотворение,

А я при этом ни разу не накосячил

Почему я не помню? Почему сложилось удачно?.."

Он сидел на Сатурне.

Не дождался обеда.

А на обед были роллы и морская капуста.

Сказал: «До свидания, земля. Чтоб тебе было пусто»

Вышел покурить у туманности андромеды,

И снова вернулся на борт корабля.

Откуда он только взялся, если в начале его и не было....

СЕЗОННОЕ


У меня с зимой ещё с детства почему-то не заладилось,

Я плохо холод переносил с рождения,

С тех пор ничего во мне не исправилось:

Снег, мороз по-прежнему не вызывают восхищения.

Сейчас даже сосульки никто не грызёт,

В валенках по льду и дурак не катается,

Круглый год продаётся разноцветный фруктовый лёд

И в кроссовки зимние на тонкий носок все обуваются.

Раньше было в избытке этой зимы,

Поэтому я в транс переждать ее входил на полгода.

Теперь это смесь поздней осени и ранней весны,

И ты просто терпишь насморк природы,

Тупо смотришь как скрюченный наст потеет,

От обилия соли и грязных намеков.

Надеясь на то, что сейчас приедет могучий грейдер

И вместе с настом насильно побреет дороги.

Это месиво – просто баланс зимы и потуг ее итоги.

И год лучше с весны начинать,

И делать это как можно скорее.

Пусть сжалится космос и наши верхние боги,

Прописав на год курс весны от зимы диареи.

СЕРЕБРЯНЫЙ ВЕК. ВАЛЕРИЙ БРЮСОВ. ПОДРАЖАНИЕ


Каждое из дней и утр

Дарит новый перламутр.

Небеса и облака

Вновь свисают с высока

У седого у виска.

Кажется, зима близка.

В чёрной пашне

похоронен

Лист осенний.

Он спокоен.

Серь и синь –

Цвета прощанья.

Траур осени – сознанье

Неминуемой зимы

СЕРЕБРЯНЫЙ ВЕК. ПОДРАЖАНИЕ. МАЯКОВСКИЙ ПРОТИВ ГНОЙНОГО


Послушайте все.

Нет, посмотрите,

Как тонут в словах батлореперы

И любят они слово насрите.

В славы лучах горят, как кометы.

Они надрываются злобой друг к другу,

Пытаясь подняться, унизив другого.

Нынче зовётся это эстетикой

Перейти на страницу:

Похожие книги

Зной
Зной

Скромная и застенчивая Глория ведет тихую и неприметную жизнь в сверкающем огнями Лос-Анджелесе, существование ее сосредоточено вокруг работы и босса Карла. Глория — правая рука Карла, она назубок знает все его привычки, она понимает его с полуслова, она ненавязчиво обожает его. И не представляет себе иной жизни — без работы и без Карла. Но однажды Карл исчезает. Не оставив ни единого следа. И до его исчезновения дело есть только Глории. Так начинается ее странное, галлюциногенное, в духе Карлоса Кастанеды, путешествие в незнаемое, в таинственный и странный мир умерших, раскинувшийся посреди знойной мексиканской пустыни. Глория перестает понимать, где заканчивается реальность и начинаются иллюзии, она полностью растворяется в жарком мареве, готовая ко всему самому необычному И необычное не заставляет себя ждать…Джесси Келлерман, автор «Гения» и «Философа», предлагает читателю новую игру — на сей раз свой детектив он выстраивает на кастанедовской эзотерике, облекая его в оболочку классического американского жанра роуд-муви. Затягивающий в ловушки, приманивающий миражами, обжигающий солнцем и, как всегда, абсолютно неожиданный — таков новый роман Джесси Келлермана.

Джесси Келлерман , Михаил Павлович Игнатов , Н. Г. Джонс , Нина Г. Джонс , Полина Поплавская

Детективы / Современные любовные романы / Поэзия / Самиздат, сетевая литература / Прочие Детективы