События этого дня необходимо было собрать, надписать, отсортировать и заново восстановить. Все, что было сказано или сделано каждым из действующих лиц, каким бы пустяковым и каким бы неважным оно не представлялось, все надо было положить на предметный столик под микроскоп и подвергнуть тщательному изучению. День был как день, похож на многие другие, но откуда вам было знать, что впоследствии все пустяки и мелочи, которыми вы занимались, опрометчивые слова, вылетевшие из ваших уст – все будет собрано в одно кучу, перебрано, а потом из этого будут сделаны выводы. Если бы вы знали об этом, то, безусловно, вели бы себя совсем по-другому. Но вы либо не знаете, либо слишком поздно узнаете о том, что произошло или произойдет. Только один человек в доме Ванделера догадывался о том, что все, о чем говорилось, и все, что делалось в тот день в этом доме, изменило прежние представления об опасности и безопасности.
Меада вернулась в свою квартиру, аккуратно упаковала спенсер, затем сделала надпись на пакете «Суссекс, миссис Спунер». Тетушка спросила ее, почему она бледна как скатерть и попеняла ее за то, что она ходит пешком по лестницам, если для этого существует лифт.
– Но я пользовалась лифтом, тетя Мейбл.
– Тогда почему у тебя такой неважный вид? Когда ты встречаешься со своими молодым человеком?
Меада моментально переменилась в лице – из бледной она стала пунцово-красной. Миссис Андервуд отнесла это на счет ее излишней нервозности. Голова Меады склонилась над пакетом, виднелись лишь ее черные волосы.
– Сегодня он весь день будет в военном министерстве. Но он позвонит мне, как только узнает, когда он освободится.
Миссис Андервуд оделась, чтобы выйти на улицу. Натянув перчатки, она сказала:
– Я взяла твой пакет. Сегодня поработаю вместо тебя. Скажи Айви, чтобы приготовила тебе чашку «Овалтина», а сама ляг и отдохни. Он, наверное, захочет прогуляться с тобой сегодня вечером, а может, и нет. Я вернусь не раньше половины седьмого.
День был неимоверно длинным. Меада зашла к себе в спальную и прилегла на кровать. Она ни о чем не думала, все ей было безразлично. Все вокруг словно замерло, остановилось в ожидании звонка Жиля. Но ее состояние, в котором она ни думала, ни переживала, не сулило ей отдыха. Меада походила на туго натянутую струну. Она почти утратила способность размышлять, ее мысль судорожно металась между двумя крайностями: от «это невозможно» до «увы, это действительно так». Казалось, невероятным, что Жиль женился на Кароле Роланд, однако он был женат на ней. Только одно из этих двух положений могло быть истинным. Тем не менее этих положений была два, и каждое из них делало невозможным другое, и между ними – ее беспокойно метущаяся мысль о себе самой.
Через лестничную площадку, в другой квартире, сидела, уставившись на пустую стену, Элиза Гарсайд. Полгода тому назад эта стена не пустовала. Высокий изящный ореховый кабинет располагался вдоль и напротив этой стены, а по обе стороны от него стояло по одному из ее украшенных тесьмой кресел. Впечатление в целом создавалось непринужденно симметричным. А теперь стена пустовала. Кабинет вместе с фарфоровым чайным сервизом из «Вустера» – это был один из свадебных подарков ее прабабки – исчез. Исчезли кресла, не только эти два, но весь гарнитур; кресла ушли, как она с горечью сознавала, за одну десятую цены, а чуть раньше все ее ценные бумаги и деньги проглотил этот всепоглощающий мир.
Обои, как упоминала миссис Смоллетт, изрядно выцвели. На стене сохранились следы от стоявшего раньше здесь кабинета – голубые пятна на тускло-сером фоне. Спинки кресел оставили менее яркие отпечатки. С правой стороны от мисс Гарсайд виднелось другое голубое пятно, показывавшее, что раньше тут стояло бюро, а над каминной доской выглядывали несколько небольших синих овалов и большой прямоугольник, говорившие о расставании с шестью миниатюрами и зеркалом. Та мебель и предметы, что остались, не представляли собой никакой ценности – потертый старый ковер, чья раскраска от возраста давно превратилась в что-то серое и невзрачное, несколько стульев, покрытых поблекшими от частой стирки кусками ситца, книжная полка, стол. Картину довершала сама мисс Гарсайд.