Шестое чувство

– Просто первый раз в жизни мне было не все равно.

Я теряюсь, слов больше нет. Я не знаю ни что сказать, ни что делать. Адам садится на постель и тянет за шиворот майку, а после снимает носки.

– Давай спать, Эмс, – говорит он и забирается под мое одеяло.

– Завтра будет лучше, – шепотом говорю я и ложусь рядом.

Он закрывает глаза и почти беззвучно произносит:

– Знаю.

Спустя десять минут он засыпает. Я слышу его размеренное дыхание, разглядываю лицо и не могу заснуть. В голове до самого утра эхом звучат слова: «Первый раз в жизни мне было не все равно.»

Глава 5

Эмма

Прошло две недели с неудачной поездки Адама в Италию. Он будто специально не говорит ни о каникулах, ни о той девушке. Честно говоря, я очень рада этому, не знаю, как бы реагировала на разговоры о ней. Но я чувствую, как он замыкается в себе и вокруг него вырастает стена. Он много рисует, непонятные наброски, части тела, но не лицо. Каждый раз он грубо сминает листы бумаги и выбрасывает. Ему не нравится результат. Когда дело доходит до творчества, Адам – перфекционист. По нему видно, что он подавлен, потому что у него не получается изобразить то, что он хочет. Он не говорит со мной об этом, не хочет доверить мне то, что произошло в Италии. Я чувствую себя так, будто меня оставили за бортом, но не лезу к нему. И даже сейчас он молча садится прямо на пол в школьном коридоре, вертит в руках карандаш, но ничего не рисует. Учительница английского, мадам Феррар, опаздывает на урок, и наш класс толпится в узком пространстве.

– Мадам Выдра никогда не опаздывает, не иначе как случилось что-то, – чавкая жвачкой и выдувая огромный пузырь, говорит Полин.

– Надо сообщить Амару, пусть хоть класс откроет, – предлагает Поль.

– Не, вдруг нам, как прошлый раз, дадут письменную работу. Уж лучше потеснимся в коридоре, – отзывается Полин как раз в тот момент, когда кто-то из наших одноклассников начинает громко ржать.

– Да Амар сейчас сам нас услышит, – подаю я голос, втайне надеясь, что так и будет. Амар следит за этажами, опоздавшими и отсутствующими. Он открывает ворота школы утром и в обед, а все остальное время сидит на ресепшене в ожидании всяких проблем от учеников. Он же отправляет родителям эсэмэску, если ученики не пришли в школу или опоздали. Хранитель всех ключей и владыка всего бардака, что творится в учебном заведении. Порой мне бывает его искренне жаль, но он очень оптимистично настроенный мужчина. Всегда с улыбкой встречает нас, раздолбаев.

– Тише, придурки! – недовольно шикает подруга, когда парни начинают совсем сходить с ума. – Что вы, как малолетки, орете на всю школу?

Я же смотрю на Адама и не знаю, что мне делать. Сквозь стену отчуждения я точно не пробьюсь. Он не пускает.

– Парни менее эмоциональные, – шепчет Полин, будто читает мои мысли, – если ты ждешь от него слез и истерики, не дождешься. Он все переживет молча.

– Откуда ты знаешь?

– У меня родной брат. Ходячий учебник по мужской психологии. Они переживают молча и гораздо легче отпускают. Но это не значит, что ты должна оставаться в сторонке. Сядь с ним, пусть знает, что ты рядом.

Я с благодарностью смотрю на подругу:

– Спасибо.

Я следую ее совету и сажусь в самом конце коридора рядом с Адамом, вытягиваю ноги. Его ноги согнуты в коленях, мои же упираются в ярко-желтую стенку напротив.

– Я просто хочу сказать тебе, что я рядом, Адам. Ты можешь не рассказывать мне ничего, но знай – я здесь.

Я опускаю голову ему на плечо.

– Спасибо, Эмс, – тихо благодарит меня мой лучший друг и обнимает за плечи, притягивая ближе.

Мне так уютно в кольце его рук. Запах Адама окутывает меня, я чувствую себя в правильном месте, только он вызывает во мне такие ощущения. Рядом с ним весь остальной мир перестает существовать, и я чувствую свободу и принятие.

– Все будет хорошо, Эмс, – шепчет на ухо бархатный голос, и я киваю, уткнувшись ему в шею. Чувствую щекой его горячую кожу.

– Все будет лучше, чем просто хорошо, Адам, – говорю я, и он поглаживает мои волосы.

* * *

Мы с Адамом возвращаемся из школы. На улице ветрено, и деревья практически полностью голые. Мы, словно дети, наступаем на сухие листья, наслаждаясь их хрустом. Впереди на фоне серого парижского неба и низких свинцовых туч виднеется купол собора Дома инвалидов. Круглый, помпезный, красивый.

– Помнишь, в пятом классе мы были на экскурсии со школой в Доме инвалидов?

– Конечно, помню. Это же музей армии, все мальчики были в восторге от одной мысли увидеть столько оружия.

– А я помню гробницу Наполеона. Громадный саркофаг из красного камня, названия которого уже и не скажу.

– Малиновый кварцит, его привезли из России.

– Вот у тебя память! – поражаюсь я, и Адам скромно пожимает плечами.

– Саркофаг очень массивный и впечатляющий, вот и запомнил.

– А я запомнила, что купол собора скопировали с купола Санта-Мария дель Фьоре, того собора, что во Флоренции.

Адам молча кивает, а лицо его становится задумчивым. Мне интересно, познакомился ли он с той девушкой именно во Флоренции.