Шестое действие

– Молчат и запираются, – сообщил капитан, поводя длинным носом в ту сторону, откуда струились пряные запахи. Иснельда жарила рыбу. Здесь ее ели реже, чем на побережье, и не оттого, что не любили. Ближайшие к Галвину речки и ручьи обслуживали нужды литейного завода. Поэтому рыбу разводили в прудах, а для богачей вроде Орана ловили в горных речках. На стол Бергамина, разумеется, шла не форель из хрустальных горных потоков, а купленные на рынке карпы. Магдалина уснащала сковородку луком, морковью и прочим, что взошло на ее огороде между тюремными стенами.

– То есть не совсем молчат, – продолжал Бергамин, когда рыба, сбрызнутая лимонным соком, явилась на столе. – Но говорят такое… ну… это… – он готов был впасть в косноязычие, совсем как в начале знакомства. И не Мерсер его смущал, а присутствие сестры. Мало ли что она в жизни повидала. А повторять откровения публики из «круга» в обществе незамужней девицы благовоспитанному человеку не подобает. – Но это уже не моя забота. Моя забота – проследить за ними, пока меня от них не избавят.

– То есть до приезда Карвера Орана?

– И это тоже. Но наши судейские опускают руки. Никто из них не имеет достаточного опыта… нужной ком-пе-тен-ции, – последнее слово образованный комендант выговорил не без удовольствия, – чтоб разобраться в этом деле. Не то что в Фораннане или Скеле…

– Следовательно, их будут судить в Скеле? – Такой исход был вполне возможен, поскольку главная обвиняемая была родом оттуда. Если б речь шла об уголовном преступлении, дело попало бы под юрисдикцию верховного имперского суда. Но в вопросах канонического права решение оставалось за Карнионой.

– Н-не думаю. Судья упоминал о комиссии Карнионского нобилитата… собирались писать и кардиналу Скельскому… Так что разбирательство будет здесь.

Худшие опасения Гарба сбывались. Наверное, об этом он и хотел конфиденциально побеседовать с Мерсером. Что ж, представление будет по полной программе. Вот радость-то для выездной комиссии! После стольких дутых процессов (торговка М. угостила ребенка пирожком, после чего на него напала икота – явный признак злого духа; столяр Н. в кабаке уверял, что вчера, после четвертой бутылки, явственно видел диавола) – чистое, неподдельное дело о колдовстве!

– И я этому рад. Арестовывать преступников, охранять преступников я согласен. Но выбивать из них признания, особенно у женщин… это недостойно дворянина! – Бергамин уткнулся в тарелку, проглатывая слова с кусками карпа. – Скорее бы все это кончилось…

– Как ваша трагедия? – спросил Мерсер. Он вовсе не хотел, чтоб комендант в расстройстве поперхнулся рыбной костью.

Магдалина у дверей едва заметно улыбнулась и кивнула.

– Стоит, – мрачно сообщил Бергамин. – Как можно шлифовать стих в подобной обстановке!

– Кстати, хочу спросить у вас, как у драматурга… в любой пьесе должно быть пять действий?

– Непременно.

– А почему, например, не четыре или шесть?

– Но это же непреложный закон жанра! – Тема увлекала Бергамина не в пример сильнее следственных трудностей. В негодовании он бросил вилку. – Он освящен античной традицией… мудростью Аристотеля… даже дикие англичане в своих безумных писаниях соблюдают его, хотя отвергают все остальные правила.

– И значит, больше пяти действий в драме быть не может?

– В нашем мире – нет! – отрезал Бергамин. – И если услышите нечто иное – это ересь!

– Вернемся к ереси настоящей, – сказал Мерсер. – Хотя я уезжаю отсюда, и в ближайшие дни, мне бы хотелось прояснить некоторые обстоятельства. И это зависит исключительно от вас, капитан. Переписка преступников хранится здесь, в крепости. Нельзя ли мне еще раз просмотреть ее – в вашем, разумеется, присутствии, если она не под печатями?

– Печати-то мои, как налепил, так и уберу… – Бергамин задумался. – Смотрите, только недолго. И честно говоря, я уже эти письма посмотрел… я не хотел, но Гарб настаивал, и здешний писарь сделал опись. Там все либо противно, либо скучно, либо непонятно.

Что именно было ему противно, Бергамин не расшифровал, по-прежнему скованный присутствием сестры. Мерсер поймал ее вопросительный взгляд. Интересовало Магдалину вовсе не содержание писем.

– Сударыня, – обратился к ней Мерсер, – я слишком долго злоупотреблял вашим гостеприимством. Теперь я перебираюсь в гостиницу и прошу позволить забрать свои вещи.

– Разумеется. – Она произнесла это без обычной дрожи в голосе. Поскольку уже не было причины бояться, что Мерсер узнает их семейную тайну. – Вы зайдете к нам перед отъездом?

– Не знаю, сударыня; как сложится. В любом случае я дам знать о себе.

– Ну, тогда не будем терять времени. – Бергамин вытер руки салфеткой и поднялся из-за стола.

Мерсер поклонился Магдалине и последовал за комендантом. По крытому переходу они двинулись в Северную башню, где хранились вещественные доказательства, изъятые у преступников. И те смертоносные составы, что с величайшими предосторожностями доставили сюда из подвала пуговичной мастерской, и те, что раньше попали в крепость из дома Филобет-Драгонтины. По пути Мерсер вспоминал, как определял их компоненты.