Сквозняк от неплотно закрытой двери колебал язычки пламени над свечами, и тени колебались по стенам. Комната имела несколько обветшалый, но когда-то изысканный вид: на стенах ковры с охотничьими сценами, и еще один ковер с причудливыми геометрическими фигурами, зохальской работы, – на полу. Стол, судя по форме, вряд ли предназначался для трапез. Должно быть, комната служила для карточных игр. Но хозяина виллы давно уже занимали другие игры.
– Вы проницательны, Мерсер. Если поймете, кто я, – узнаете, что мною движет. Потому от вас и следовало избавиться – прежде, чем копнете слишком глубоко. Но не удалось… а теперь уже все равно. Имя Стефан Вендель, конечно же, вымышленное. А настоящее… я их столько поменял, что вряд ли вспомню, какое было первым. Уверяю – оно вам ничего не скажет.
– «Ибо только одно – достоянье мое. Это имя. И больше ничье», – произнес Мерсер.
– Что?
– Есть такая песня.
– Никогда не слышал. Но вы придаете излишнее значение именам. Вот ваше желание знать, южанин я или северянин, действительно имеет смысл. Я родился в Эрденоне в 1620 году. Но мои родители – чистокровные южане. Отец был ремесленник, приехал в Эрдское герцогство на заработки, дела шли неплохо, он привез туда жену, мы оба с братом родились в Эрденоне.
Вендель говорил быстрее, чем обычно, но как он ни частил, Мерсеру удалось прервать его:
– И весной 1627 года ваша семья была в Эрденоне?
– Двадцать седьмой год? – Анкрен нахмурилась. – Год начала смуты? Но погоди, она же осенью началась? При чем здесь весна?
– Сударыня не понимает, – Вендель неприятно осклабился, голос его стал хриплым, – а вот ее приятель сразу сообразил. Хотя большинству людей в Карнионе эта дата ничего не скажет. Черт побери, есть же типы вроде Савера Вайи, для которого 1627 год славен лишь тем, что тогда издали первый том «Theatrum Europeum».[11]
Им нет и не было дела, что творили на Севере с их собратьями. А весной того проклятого года в Эрденоне начали избивать карнионцев. Пьяная северная сволочь вопила, что южане грабят их, не дают работы, жируют на их крови… Это им нужно было убивать и грабить, бить и насиловать. Громили лавки и мастерские, разнесли рынок, подожгли подворье… а стражи порядка отсиживались по домам. Как всегда… Мать пыталась увести меня и брата, но они нас увидели.Мерсер перестал изучать закрытое окно и внимательно смотрел в лицо Венделя. А тот продолжал, как во сне:
– Мы уже не могли бежать. Подонки швыряли в нас булыжники и орали, орали, орали…
– «Бей крысу с крысенятами»?
– Откуда ты знаешь? – Взгляд Венделя стал таким, что было ясно: ни поврежденные руки, ни отсутствие оружия его не остановят. – Ты что, был там? – Но здравомыслие этого человека было слишком сильно, оно взяло верх. – Нет, ты слишком молод, тебя и на свете не было…
– Верно. Но ты помнишь женщину, которая закрыла вас собой от камней? И мужчину, который со своими людьми разогнал толпу? Это были мои родители, Вендель.