Шестое действие

Между прочим, Мерсер не был уверен, что они лгут или притворяются. Возможно, эти двое были лишь игрушками в руках здешних дамочек. А единственным мужчиной из жителей Галвина, всесторонне посвященным в дела «круга», был пуговичник. Недаром ему было приказано при угрозе допроса убить себя. От слуг арестованных большого толку пока не было. Сие, как давно узнал Мерсер, обычная практика следствия, но Бергамину от этого было не легче.

Магдалину Мерсер в этой суматохе не видел. Почти все время она проводила в «Рыцарском шлеме» у Марии Омаль. Заезжая гостья, разумеется, с ответным визитом не спешила.

Мерсер предполагал, что дальнейший ход следствия его не касается. Все, что от него требовалось, он сделал. Но от заключительной беседы с Гарбом его никто не освободил. Управляющий из тех людей, которые ждут, что на их вопросы будут даны ответы, а приняв от него деньги, Мерсер взял на себя обязанность отвечать.

Через два дня, утром, он направился в особняк Орана. Там жизнь, в ожидании прибытия нового хозяина, шла своим чередом. Охранники, псы и слуги были на положенных местах. Наверное, и завод работал бесперебойно – хотя Мерсер об этом не справлялся. Он вспомнил, что Бергамин рассказывал ему о здешних праздниках и о том, что скоро Рождество. Еще морока коменданту, да еще в отсутствие молодого Орана. Хорошо, что литейщики понятия не имеют о Гекатиной вечере и тому подобных развлечениях.

Гарб находился в прихожей, у парадной лестницы, рядом с ним Мерсер увидел корнета Хольтвика.

– А я уж собирался за тобой посылать, – сообщил управляющий. – По пути с завода встретил Эверта и зазвал его сюда. Хотел ему записку для тебя передать. А ты сам явился.

– Явился и все тебе расскажу. Корнет тоже может послушать, – добавил Мерсер, поймав взгляд молодого офицера, – а то он и без того обижен, что все самое интересное прошло без него.

Гарб был не слишком доволен присутствием корнета, но, во-первых, он сам пригласил Хольтвика в дом, а во-вторых, утешил себя соображением: умный не скажет, дурак не поймет. Поэтому он проводил гостей к себе в кабинет, предварительно приказав подать вина.

– Итак, – начал он, когда скельское было разлито по бокалам, – в общих чертах я понял, из-за чего все приключилось. Как ты и уверял, причиной была та злосчастная дарохранительница. Камнем Крови, как я полагаю, наша подружка именовала большой рубин – так? Поскольку ради него свершилось преступление.

– О, Камнем Крови он мог назваться потому, что из-за него лишь в этом году помимо Орана погибло немало людей. А должно быть еще больше, включая меня, например. Но у этого камня были и другие имена. Помнишь, я сказал тебе, что ты попадаешь под подозрение, поскольку один здесь родом их Фораннана?

– А я, как тогда, могу повторить: «При чем здесь Фораннан?»

– Корнет вот не поймет, а тебе, возможно, кое-что известно о Камне Захарии?

Гарб посмотрел на собеседника поверх очков.

– Конечно, я слышал о нем. Кровь праведника Захарии, отца Иоанна Крестителя, пролитая убийцами, обратилась в драгоценный камень. Это была главная святыня Фораннана… Погоди, погоди!.. кровь, ставшая камнем… Камень Крови?

– Верно.

– Но камень Захарии лет двести как пропал… и вообще в этой истории вымысла больше, чем правды. Например, до сих пор болтают, что одно лицезрение камня излечивало от всех болезней. А патрон, который его и видел, и в руках держал, умер в муках. Откуда ты знаешь, что это тот самый камень?

– Предполагаю. Тебе известно, когда и как пропал Камень Захарии?

– В общих чертах. Этому учат в школе. Камень хранился в монастыре Святого Бреннана, и раз в году его выносили на всеобщее обозрение. Когда в Фораннане случилось восстание ткачей, которые, ко всему прочему, были еще иконоборцами, то есть любителями пограбить церкви, монастырь сожгли. После подавления мятежа камень не нашли, хотя пытали чертову уйму народу. Считается, что он сгинул в огне…

– А кто подавил мятеж, вам в школе не говорили?

– Если говорили, я тот урок пропустил. Хотя полагаю, что без имперских войск не обошлось.

– Правильно. А возглавлял их дальний родственник тогдашнего императора, граф Свантерский. Видишь ли, я выяснил это, когда мне стал известен список реликвий, представленный на совещании у примаса Эрда. Там говорилось, что дарохранительница Орана принадлежала раньше графам Свантера. А сам Оран успел рассказать мне накануне смерти, что у Свантеров реликварий перекупили Роуэны.

– Вот, значит, как.

– Теперь уже не установить, кто сжег монастырь – мятежники или имперские войска. Вину всегда сваливают на побежденных. Но как бы ни попал камень к графу Свантеру, он был северянин, и до эрдских верований ему не было дела. Камень Захарии он рассматривал как законную военную добычу.

– Но он украсил им ковчег для святых даров!