Шестое действие

Они удалились в противоположный конец гостиной, где стояла арфа, значительно превышавшая размерами ту, на которой Айма-Клара играла у госпожи Эрмесен.

«Он обращается с ней фамильярно, однако Аймой не называет, – подумал Мерсер, провожая взглядом управляющего и гостью. – Следовательно, в ближайший круг скельской вдовы он не допущен».

Тем временем «скельская вдова» обратила на Мерсера благосклонный взгляд. Она была в лиловом, расшитом золотыми цветами платье, тщательно убранные волосы поддерживал гребень с серебряным полумесяцем. Кажется, это были символы богини Дианы? Или нет, у Дианы полумесяц повернут в другую сторону.

– Рада видеть вас в добром здравии после перенесенных испытаний.

– Сущая безделица, сударыня. Скажите лучше, почему вы не позволили мне засвидетельствовать благодарность за ваши хлопоты письмом?

– Потому что оно бы меня не застало. Я ездила в монастырь Святой Евгении помолиться о выздоровлении господина Орана.

– В Галвине есть монастырь? Никогда не слышал.

– Не в Галвине, а подле него. Совсем небольшая обитель, в ней меньше десятка черниц. Я по мере сил стараюсь ее поддерживать. Ибо, хотя в городе обо мне поговаривают, что я до неприличия увлечена языческим прошлым Древней Земли, я помню свой христианский долг, в отличие от тех, кто склонен считать меня язычницей. – При этом она бросила красноречивый взгляд в сторону Бергамина. – Заметьте, в наше время можно безбоязненно восхищаться римскими или греческими древностями, это даже считается признаком просвещенности. Но стоит завести речь о мудрости и величии наших предков, тут же услышишь тьму нелепых обвинений. Не глупо ли? Да еще являются сочинители, которые творения древней мудрости подменяют собственными вымыслами, сказочками для слабоумных детей.

Она снова метила в Бергамина. Но Мерсер ее не поддержал. Рядом с напиравшей на него роскошной Драгонтиной в аметистовом платье комендант выглядел еще более жалким, чем обычно. Невольно вспоминались прекрасные принцы и мужественные воители из его романов. Не пытался ли он таким образом компенсировать собственную неказистость?

– Насколько я знаю, капитан Бергамин очень увлечен историей империи, – сказал Мерсер.

– Эрдской историей, – презрительно поправила его мадам Эрмесен. – Лучше бы он оставался при своих выдумках, чем воспевал этих варваров.

– Скажите, а не опасно монахиням жить за чертой города? – Мерсеру уже наскучили вечные литературные разговоры.

– В городе опаснее… как вы уже сами заметили. Мастеровщина бесчинствует в Галвине, но боится леса. Дороги безопаснее, чем улицы.

– Значит, его основали вне города из этих соображений?

– Не совсем… Это было в прошлом веке, когда в краях, ныне мирных, происходили всякие междоусобия и преступления были нередки. Тогда и возник этот монастырь. Поначалу он был мужским, и христианского милосердия ради владетели города выхлопотали для него имперское право убежища для несправедливо обвиненных. Потом, в более спокойные времена, мужская община прекратила существование, и ее сменила женская…

Флан Гарб, который вился над припавшей к арфе Аймой, внезапно поднял голову. Ни разговоры, ни треньканье струн не помешали ему расслышать шаги в коридоре.

В проеме двери показался еще один человек, одетый в черное. По эрдским понятиям, господин в черном – если только он не в трауре – и разодетый в яркий костюм управляющий – такое немыслимо было и представить. Однако здесь усиленно отталкивались от северных обычаев. И вдобавок, если бы Лейланд Оран нарядился как подобало щеголю, это бы еще больше подчеркнуло его болезненный вид. Изжелта-бледная кожа, обвислые щеки, синюшные губы – все свидетельствовало о том, что пресловутое нездоровье не было вымыслом. Мерсер даже затруднился определить его возраст. Вряд ли Оран был стариком. За модой, во всяком случае, он следил. Его бархатный кафтан на шелковой подкладке, с тиснеными шелковыми цветами, был новейшего фасона, равно как и башмаки с серебряными пряжками. Кроме того, он носил парик, что не очень характерно для выходца с Юга, – пышный, белокурый.

– Мой друг! – Госпожа Эрмесен устремилась к вошедшему. – Вы все же нашли в себе силы нас принять.

– Да, дорогая Вьерна, – голос у Орана был прерывистый от одышки. И он, в отличие от Роуэна, не именовал вдову Соримондой. Видимо, Вьерна – ее настоящее имя. – Дамы… – Он слегка поклонился остальным. – Приветствую вас, капитан.

Потом он перевел взгляд на Мерсера. Глаза у него были не тусклые, как можно было ожидать от хворого, а блестящие, ясные, как свежевымытое стекло. Что тоже бывает при некоторых болезнях.

– Позвольте представить вам господина Мерсера, – произнесла скельская вдова, – который, как выяснилось, столь же искушен во владении шпагой, сколь и в знании законов.

Мерсер отвесил просвещенному промышленнику учтивейший поклон.

– Вы произвели на госпожу Эрмесен большое впечатление… – сипло произнес Оран. – Обычно она не принимает законников… даже наш судья не удостоился такой милости.

– Я искренне благодарен этой великодушной даме.

– Вы прибыли в Галвин ради встречи со мной?