Шестое вымирание. Неестественная история

Чтобы понять причину столь бурной реакции, придется в очередной раз вернуться к Лайелю. В палеонтологической летописи массовые вымирания занимают особое место – настолько, что их отражает сам язык, используемый для описания истории Земли. В 1841 году Джон Филлипс, современник Лайеля, сменивший его на посту президента Лондонского геологического общества, разделил историю жизни на Земле на три этапа. Первый он назвал палеозоем, от греческих слов, означающих “древняя жизнь”, второй – мезозоем, что значит “средняя жизнь”, а третий – кайнозоем, или “новой жизнью”. Филлипс установил в качестве линии раздела между палеозоем и мезозоем событие, которое сейчас мы называем пермо-триасовым вымиранием, а между мезозоем и кайнозоем – мел-палеогеновое вымирание. (На языке геологии палеозой, мезозой и кайнозой – это эры, а каждая эра включает в себя несколько периодов; к примеру, мезозойская эра охватывает триасовый, юрский и меловой периоды.) Ископаемые трех эр настолько сильно отличались друг от друга, что Филлипс думал, они олицетворяют различные акты творения.

Этот схематический рисунок Джона Филлипса демонстрирует расширение и сокращение разнообразия жизни

Лайель прекрасно знал об этих переломных точках в палеонтологической летописи. В третьем томе “Основ геологии” он отметил разрыв между теми растениями и животными, которые были найдены в породах позднемелового периода, и теми, которых обнаружили прямо над ними – в породах начала третичного периода (сейчас это время называют началом палеогена) ⁵⁵. Например, отложения позднего мела содержали остатки многочисленных видов белемнитов – существ, похожих на кальмаров и оставлявших после себя окаменелости, по форме напоминающие гильзы. Но ископаемых белемнитов никогда не находили в более поздних отложениях. Та же закономерность прослеживалась и для аммонитов, и для двустворчатых моллюсков рудистов, образовывавших огромные рифы (иногда их описывают как “устриц, притворяющихся коралловыми полипами”⁵⁶). Для Лайеля было попросту невозможно, “нефилософично” представить, что этот разрыв означает именно то, чем кажется, то есть внезапное и кардинальное глобальное изменение. Поэтому он ошибочно заявил, что фаунистический пробел – это разрыв лишь в палеонтологической летописи. После того как Лайель сравнил формы жизни по обе стороны предполагаемого разрыва, он пришел к выводу, что этот странный интервал был длинным, примерно равным всему тому времени, которое прошло с возобновления палеонтологической летописи. Исходя из современных методов датировки, продолжительность этого пробела составляет около шестидесяти пяти миллионов лет.

Дарвин также прекрасно знал об этом разрыве в конце мелового периода. В “Происхождении видов” он заметил, что исчезновение аммонитов произошло “изумительно быстро”. И так же, как Лайель, он проигнорировал то, о чем это исчезновение говорило. Он писал:

Что касается меня… я смотрю на геологическую летопись как на историю мира, не вполне сохранившуюся и написанную на менявшемся языке, историю, из которой у нас имеется только один последний том, касающийся только двух или трех стран. От этого тома сохранилась лишь в некоторых местах краткая глава, и на каждой странице только местами уцелело по нескольку строчек⁴⁰[30].

Фрагментарностью летописи, по мнению Дарвина, и объяснялась кажущаяся видимость резких изменений: “что касается внезапного, по видимости, истребления целых семейств или отрядов”, необходимо помнить, что “обширные промежутки времени”, вероятно, остались незафиксированными. Если бы свидетельства об этих интервалах не были утеряны, они показали бы “очень медленное истребление”. В этом отношении Дарвин вслед за Лайелем продолжал переворачивать геологические факты с ног на голову. “…Так глубоко наше невежество и так велика самонадеянность, что мы удивляемся, когда слышим о вымирании какого-нибудь органического существа и, не видя тому причины, взываем к катаклизмам, чтобы опустошить землю…” ⁴⁰[31] – заявлял он.