Шестое вымирание. Неестественная история

Мы надели налобные фонари и двинулись в путь вниз по тропе, словно вереница шахтеров, спускающихся по штольне. Лес ночью превратился в сгусток непроглядной черноты. Круз возглавлял процессию, освещая фонарем стволы деревьев и вглядываясь в гущу бромелиевых. Остальные брали с него пример. Мы шли уже, вероятно, целый час, но отыскали лишь несколько коричневатых лягушек рода Pristimantis. Через некоторое время участникам экспедиции стало скучно, и они начали уходить обратно в лагерь. Но Круз не хотел сдаваться. Похоже, решив, что проблема в нас, его попутчиках, он пошел в другом направлении.

“Ты что-нибудь нашел?” – периодически кричал ему кто-нибудь в темноту.

“Нет, ничего”, – раз за разом отвечал он.

На следующий день, после очередных заумных дискуссий о том, как замерять деревья, мы паковали вещи, чтобы выдвигаться дальше вниз по хребту. Пока Силман ходил за водой, он обнаружил веточку с белыми ягодами, чередующимися с чем-то, напоминающим ярко-фиолетовые ленты. Он идентифицировал это как соцветие дерева семейства Brassicaceae (капустных, или крестоцветных), но, поскольку прежде не встречал ничего подобного, предположил, что находка может принадлежать очередному новому виду. Веточку завернули в газету для дальнейшего путешествия. Сознание того, что я, возможно, присутствовала при открытии нового вида (хотя и не имела к этому ни малейшего отношения), наполнило меня какой-то странной гордостью.

Мы снова вышли на тропу, и Силман начал прорубать путь своим мачете, часто останавливаясь, чтобы указать на очередную ботаническую диковину вроде кустарника, который крадет воду у соседей, выпуская игловидные корни. Силман говорит о растениях так, как другие люди – о кинозвездах. Одно дерево он назвал “харизматичным”. Еще были “забавные”, “чудаковатые”, “изящные”, “умные” и “потрясающие”.

Вскоре после полудня мы достигли возвышенности, откуда открывался вид на долину и соседний хребет. Деревья на том хребте тряслись. Это означало, что через лес движутся шерстистые обезьяны. Мы все остановились, пытаясь их разглядеть. Плавно перемещаясь с ветки на ветку, обезьяны издавали звуки, немного напоминающие пение сверчка. Силман достал пакет с кокой и пустил по кругу.

Вскоре мы дошли до Участка 6 на высоте 2225 метров, где ранее было обнаружено дерево, относящееся к новому роду. Силман указал на него взмахом мачете. Дерево выглядело вполне обычным, но я попробовала посмотреть на него глазами Силмана. Оно было выше большинства своих соседей – пожалуй, его можно описать как “статное” или “величавое”, – с гладкой красноватой корой и обыкновенными спирально расположенными листьями. Таксономически это представитель семейства Euphorbiaceae, или молочайных, как и пуансеттия. Силману очень хотелось узнать об этом дереве побольше, чтобы, как только удастся найти нового таксономиста вместо недавно скончавшегося профессора, сразу выслать ему все необходимые материалы. Силман и Фарфан отправились посмотреть, что там можно собрать. Они вернулись с несколькими семенными коробочками, толстыми и жесткими, как скорлупа лесного ореха, но имевшими изящную форму – как у цветущей лилии. Коробочки были темно-коричневого цвета снаружи и песочного внутри.

В тот вечер солнце село раньше, чем мы успели добраться до Участка 8, где предполагали разбить лагерь. Мы в темноте дошли до места ночлега, затем поставили палатки и приготовили ужин – тоже в темноте. Я залезла в спальный мешок около девяти вечера, но через пару часов меня разбудил яркий свет. Я подумала, что кто-то встал в туалет, и, повернувшись на другой бок, вновь заснула. Утром Силман в изумлении спросил, как это мне удалось спокойно спать во время ночной кутерьмы. Оказалось, что через наш лагерь проследовало шесть групп cocaleros. (Хотя в Перу продажа коки законна, все закупки должны производиться через государственное предприятие ENACO, а выращивающие коку делают все, чтобы обойти это предписание.) Каждая группа натыкалась на палатку Силмана. В итоге ему это настолько надоело, что он начал орать на cocaleros – не лучшая идея, по его собственному признанию.

* * *

В экологии трудно выводить какие-то закономерности. Одной из немногих общепризнанных стала взаимосвязь между количеством видов и площадью (SAR[71]) – в экологии это самое близкое, что есть, к периодической таблице Менделеева. В самой общей своей формулировке эта взаимосвязь кажется очень простой, почти очевидной. Чем больше изучаемый вами участок, тем большее число видов вы там встретите. Эта закономерность была отмечена еще в 1770-х годах Иоганном Рейнгольдом Форстером, натуралистом, который сопровождал капитана Кука в его втором плавании. В 1920-е годы ее выразил на математическом языке шведский ботаник Олоф Аррениус. (Между прочим, Олоф был сыном химика Сванте Аррениуса, который в 1890-е годы показал, что сжигание ископаемого топлива может привести к потеплению на планете.) Далее это правило уточнили и доработали в 1960-е годы Эдвард Осборн Уилсон[72] и его коллега Роберт Макартур.