Джон Элрой, американский палеобиолог, работающий сейчас в австралийском Университете Маккуори, потратил много времени на размышления об этой проблеме, которую он рассматривает как математическую. “Очень крупное млекопитающее всегда находится под угрозой с учетом своего темпа размножения, – сказал он мне. – К примеру, продолжительность беременности слонихи составляет двадцать два месяца. У слоних крайне редко может родиться двойня, и начинают размножаться они лишь в возрасте десяти – пятнадцати лет. Это накладывает существенные ограничения на скорость их воспроизводства, даже если все идет хорошо. А причина, по которой они вообще способны выживать, заключается в том, что, когда животные достигают определенного размера, они оказываются защищены от истребления хищниками. Они больше не подвергаются нападениям. Ужасная стратегия с позиции воспроизводства, но огромное преимущество с позиции избегания хищников. Однако это преимущество полностью исчезает, когда появляются люди. Поскольку, каким бы большим животное ни было, ограничений на то, чем мы можем питаться, у нас нет”. Это еще один пример того, как
Элрой применил компьютерное моделирование, чтобы проверить гипотезу “чрезмерного уничтожения”165
. Он обнаружил, что люди могли расправиться с мегафауной, прилагая весьма скромные усилия. “Если есть один вид, обеспечивающий устойчивую добычу, то другие виды вполне могут и вымирать – люди не начнут страдать от голода”, – заметил он. Например, в Северной Америке белохвостый олень размножается сравнительно быстро, а значит, возможно, этот вид оставался многочисленным в то время, когда количество мамонтов уменьшалось. “Мамонты превратились в деликатес, которым можно было полакомиться лишь изредка – как большим трюфелем”.Проведя компьютерное моделирование для Северной Америки, Элрой обнаружил, что даже изначально очень маленькая популяция людей – около ста человек – могла за одно-два тысячелетия разрастись настолько, чтобы послужить причиной фактически всех известных вымираний того периода. Это происходило даже тогда, когда люди предположительно были весьма посредственными охотниками. Единственное, что им нужно было делать, – просто время от времени убивать мамонта или гигантского ленивца, когда представлялась такая возможность, и продолжать в том же духе на протяжении нескольких столетий. Этого было вполне достаточно, чтобы популяции медленно воспроизводящихся видов сначала постепенно уменьшались, а затем в конце концов исчезали. Когда Крис Джонсон провел аналогичное компьютерное моделирование для Австралии, он получил похожие результаты: если каждая группа из десяти охотников убивала всего по одному дипротодону в год, то примерно за семьсот лет все представители этого вида в радиусе нескольких сотен километров исчезали. (Джонсон подсчитал, что, поскольку различные части Австралии люди, вероятно, открывали для себя в разное время, вымирание на всем континенте заняло несколько тысяч лет.) В масштабах истории Земли несколько сотен или даже тысяч лет – практически мгновение. В масштабах же человеческой жизни это необозримый промежуток времени. Для людей, причастных к угасанию мегафауны, оно происходило очень медленно, почти незаметно. Они никак не могли знать, что несколькими столетиями ранее мамонты и дипротодоны были гораздо более распространенными. Элрой описал вымирание мегафауны как “геологически мгновенную экологическую катастрофу, слишком постепенную, чтобы быть осознанной людьми, которые ее вызвали”. Это показывает, написал он, что люди “способны привести к гибели практически любые виды крупных млекопитающих, даже несмотря на то, что способны также приложить все усилия, дабы гарантировать, будто это не так”166
.Обычно говорят, что антропоцен начался с промышленной революции или, пожалуй, даже позднее – с демографического взрыва после Второй мировой войны. Считается, что именно с внедрением современных технологий – турбин, железных дорог и цепных пил – люди стали силой, меняющей мир. Однако вымирание мегафауны свидетельствует об ином. До появления людей крупный размер и медленные темпы воспроизводства были крайне успешной стратегией – и огромные существа господствовали на планете. Затем в одно мгновение (с геологической точки зрения) эта стратегия стала проигрышной. И остается такой по сей день – вот почему слоны, медведи и большие кошки в такой беде, а Сучи оказалась одним из последних оставшихся в мире суматранских носорогов. Между тем уничтожение мегафауны не просто уничтожило мегафауну; по крайней мере в Австралии оно запустило экологический каскад событий, изменивший ландшафт. И хотя приятно воображать, будто были времена, когда человек жил в гармонии с природой, – весьма сомнительно, что это так.