Шестой грех. Меня зовут Джейн

Аллен не шел, а прямо-таки летел туда, где его ждал инструмент. Его инструмент! Инструмент, без которого он не мог ни жить, ни дышать. И удивительно, что он продержался почти двое суток без рояля. Я видела, как он на ходу потирал, массировал руки, сжимал и разжимал пальцы, готовился к тому, чтобы прикоснуться к клавишам. Думаю, что уже в те минуты в его голове звучала музыка.

Войдя в пустой зал с накрытыми зелеными скатертями столиками и темной пастью холодного, мертвого в этот час камина, он увидел стоявший в углу небольшой кабинетный рояль черного цвета, метнулся к нему и, изобразив правой рукой характерный жест, словно откидывая полы длинного концертного фрака, сел на стул. Замер. Открыл крышку и с нежностью провел ладонью по матовым тихим клавишам.

— Сен-Санс, вальс-каприс для фортепьяно с оркестром, «Свадебный пирог», опус 76, — счастливо произнес он и взглянул на меня так, будто я была его любимой девушкой, которую он хотел потрясти своим талантом, порадовать превосходной игрой, поразить, удивить, доставить удовольствие. И принялся играть.

И пришло волшебство…

Аллен еще играл, вдохновенно, одержимый страстью, явно соскучившийся по клавишам, когда зазвонил мой телефон.

— Ну и сука же ты! — услышала я знакомый голос — и отключила аппарат.

25

«— Спасибо, что вы меня приняли… Очень благодарен. Понимаю, что вам было нелегко найти для меня время, ведь оно расписано у вас по часам и минутам. Но я — ваш постоянный клиент. Вы так смотрите на меня… Это понятно. Я очень волнуюсь. Очень! Мы о стольких вещах с вами говорили… Но я не послушался ваших советов и сделал все так, как сам счел нужным.

Вот вы тогда сказали: вы не уверены в том, что жена изменяет мне. Что все это — лишь мои домыслы, которые строятся на моем впечатлении от выражения ее счастливого лица. Но я, к несчастью, оказался прав: Людмила действительно изменяла мне. Понимаете, она думала, что ей удалось обмануть меня, что я полный дурак и ничего не пойму. Сначала она попросила меня пристроить к дому этот спортзал с бассейном, будь он неладен! Потом, поняв, что в доме спрятано множество камер, она принялась их искать, и ей это удалось. Она, представляете, залепила их «глазки» жевательной резинкой! Очень оригинально, ничего не скажешь! И в то же самое время по-детски как-то, вы не находите? Она вообще ребенок. Истосковавшийся по любви ребенок. Думаю, ее в детстве недолюбили, а потом, когда она стала моей женой, она продолжала жить в вечном холоде. В душевном холоде. Хотя, повторяю, поначалу у нас были неплохие отношения, мы любили друг друга. Но мне тогда так хотелось ей доказать, что я на что-то способен, что я в состоянии зарабатывать деньги, что я умен, наконец! И я научился делать деньги. Мы стали хорошо жить, Людмила, как мне кажется, была счастлива. Но я постоянно был на нервах, я уже вам рассказывал, как меня подводили мои партнеры, друзья… Как они меня предавали, обманывали, воровали у меня мои деньги… Не знаю, может, это сейчас вообще норма такая — предательство?

Но я стал очень осторожен. Конечно, люди, не знающие меня, могут решить, что у меня паранойя и куча разных других фобий. Ну и пусть! Мне теперь все равно, что обо мне подумают люди. Люди! Да какие они люди после этого?! Они — звери. Ну, вот. Пока я боролся с этими зверями, с этими змеями и крокодилами, и строил свою, пусть небольшую, но крепкую финансовую империю, я потерял здоровье. Вы скажете, что я повторяюсь? Но я не могу об этом не говорить. Я готов об этом кричать! Я сам, вот этими руками, разрушил свою семью. Убил свою любовь. Я своими долгими отсутствиями и невниманием к жене заморозил ей душу и сердце. И это я виноват, что она упала в объятия своего тренера. Жалкая личность! Да никакая он вовсе и не личность, так — мусор! Кроме тела — ничего.

Но она-то, моя голубушка, искала любовь! Я понимаю ее. Мне бы подойти к ней, взять ее, душеньку мою, за руку и сказать ей, что я люблю ее больше прежнего, что я до сих пор желаю ее, но просто не могу физически это ей доказать… Надо было признаться, что я знаю о ее шашнях с Корнеевым, но все ей прощаю, потому что понимаю ее… Но я этого не сделал. Я не знаю, чего я ждал. Да вообще-то ничего я и не ждал. Я просто страдал. Выл в подушку, понимаете?! Она лежала рядом, а я тихонько скулил! Я изнемогал от страсти, я скучал по ней. И она была совсем рядом — и ничего не чувствовала. Можно было вообразить, что мы с ней стали совершенно чужими людьми. Я и сам уже об этом подумывал. Если бы не все то, что с нами обоими произошло…