Шестой иерусалимский дневник (сборник)

Пришла весна, тоску снимая,

и я воскликнул, жизнь любя:

прощай, кишка моя прямая,

мне будет грустно без тебя.

842

Держи, дружок, покрепче кружку

вблизи невидимой калитки:

ты долго жил на всю катушку,

теперь висишь на тонкой нитке.

843

Как соблазнять, он рано понял,

он восхищал и слух, и глаз,

и стольких дам окупидонил,

что надорвался и угас.

844

Тут нету рек нектара и елея,

темны за горизонтом облака,

и жить между евреев тяжелее,

чем пылко их любить издалека.

845

Внезапно как-то стал я стар,

сижу, как баржа на мели,

а жизни дерзостный нектар

сосут подросшие шмели.

846

С историей еврейства наши встречи

в позорное меня повергли бегство:

тугой водоворот противоречий

кошмарно замутил моё наследство.

847

Усаживаясь утром за еду,

глазами прохожусь по книжным полкам:

я мысли там успешливо краду,

обычно – из невысказанных толком.

848

Когда бы приключился семинар —

откуда в нас рождается философ,

то я, припоминая мерзость нар,

ответил бы на множество вопросов.

849

Хочу, чтоб мы слегка спесиво

седой кивали головой:

когда стареют некрасиво,

то стыдно мне за возраст мой.

850

По жизни главный мой трофей —

богам служенье скромное:

Венера, Бахус и Морфей —

спасибо вам огромное!

851

Да, я весьма самонадеян

и глух ко мнению публичному,

к любым вещам, к любым идеям

я отношусь по вкусу личному.

852

Большое в жизни упущение —

своё весь век любить болото

и не изведать ощущение

паденья в пропасть и полёта.

853

А ночью правит миром тишина:

глядит на лица спящих опечаленно,

и бродит, очертаний лишена,

и цыкает, шумнёшь когда нечаянно.

854

В этом кратком колыхании

на пути к мирам иным

наша сила – в потакании

нашим слабостям земным.

855

Нас очень чудно воспитали —

семья, учёба, участковый —

у нас нервишки твёрже стали

и светлый разум подростковый.

856

Все приметы знают суеверы,

вижу в их наиве правоту,

ибо нескончаемы примеры

пользы суеверия в быту.

857

С иллюзиями бережен доныне я,

любовно их лелея и храня,

иллюзии целебны от уныния,

а скепсиса боятся, как огня.

858

Душе, когда с возрастом тело убого,

теплей от забот бытовых,

а мёртвых приятелей больше намного,

чем полу– и четверть живых.

859

Поэзии святая простота

способна обнаружить ненароком

глухие сокровенные места

в душевном заповеднике глубоком.

860

Гуляют смыслы прихотливо,

легко названия кроя:

всегда был рак наперсник пива,

а нынче это хворь моя.

861

Сирые, никчемные, убогие,

с меткой безнадёжности тупой —

самые опасные двуногие,

если собираются толпой.

862

Держав армейские учения

должны убойность имитировать,

но приступ умопомрачения —

зачем ещё и репетировать?

863

Проснулся в ночь – о страхах старых

был сон – курить хотелось срочно,

и вспомнил: ночь, курю на нарах,

и тьма, и счастлив так же точно.

864

Чем печень разрушать, кипя и злобствуя

на мерзости вселенских прегрешений,

разумней выпить рюмку, философствуя

о благости житейских искушений.

865

Навряд какой-нибудь философ

посмел додумать до конца,

что жизнь земная – просто способ

самопознания Творца.

866

Возможно, мой душевный пыл напрасен,

но в собственном подворье сам я барин,

а с теми, кто со мною не согласен,

я тоже безусловно солидарен.

867

И радостно порою мне

за голос тихий мой,

за клочья пены на волне

упрямости живой.

868

На склоне лет ужасно тянет

к душеспасительным мыслишкам —

надеюсь я, что Бог не станет

ко мне приёбываться слишком.

869

Знания нам жизненно важны,

их растить полезно и беречь,

знания затем ещё нужны,

чтобы ими круто пренебречь.

870

Судьба, фортуна, рок и фатум

со мною бережны, как няни,

когда укрывшийся халатом,

я почиваю на диване.

871

Много у искусства достижений,

ибо может всякое вместить;

после многих самовыражений

очень воду хочется спустить.

872

Поварясь в человеческой гуще,

я до грустной идеи добрёл:

нынче каждый на свете живущий —

сам себе Прометей и орёл.

873

Заспорив, я слегка высокомерен,

себя не успевая остеречь,

поскольку очень часто не уверен,

что ведаю, о чём по сути речь.

874

Дух мой часто пьян от ерунды,

можно охмурить меня задёшево,

выкормыш баланды и бурды,

жадно я клюю любое крошево.

875

Задворки, тупики и закоулки,

которых трезвый разум сторонится,

хранят порою пыльные шкатулки,

в которых чёрт-те что легко хранится.

876

Легко сказать могу теперь,

Мафусаила одногодок,

что чем обильней счёт потерь,

тем выше качество находок.

877

Вздор, галиматья, поливы чуши,

брызги непотребной шутки шалой —

глубже освежают наши души,

чем потоки мудрости увялой.

878

Проснулся, выпил чаю и прилёг,

мне двигаться и лень, и не с руки,

колышусь я, как тонкий стебелёк,

а в комнате бывают сквозняки.

879

Опрос общественного мнения,

весьма стихиям соприродного,

всегда родит во мне сомнения

в достоинствах ума народного.

880

Смиряя порывы желания,

хотя и болтливы, как дети,

секрет своего выживания

евреи содержат в секрете.

881

Творя житейскую гулянку,

я знаю, как себя вести:

когда фортуна ставит планку,

то лучше прыгать, чем ползти.

882

Ещё я мыслю иногда,

ища плоды в заглохшей грядке,

внизу давно у нас беда,

а сверху всё пока в порядке.

883

Я лист объявлений в газетах люблю

и даже порою читаю:

«Ищу, продаётся, меняю, куплю»,

но нету: «Я жду и мечтаю».

884

Свойственна снам-утешителям

польза душе эффективная,

грезится ночью мыслителям

с истиной близость интимная.

885

Какие пошли бы феерии

в театре житейском земном,