Шестой моряк

   В моем  распоряжении  наличествовали: легкие латы и плащ, от лютого холода никаким образом не защищавший, фехтовальный меч, который с негодованием сломался при первой же попытке употребить его в качестве ломика, да  мои слабо эффективные против средневековой архитектуры человеческие конечности. Ну, и еще Веление. Которое властно и неодолимо диктует мне все без изъятий линии поведения и степени свободы. Которому я обязан слепо и бездумно подчиняться, потому что таков был древний Уговор. И которое, словно бы в издевку, всегда бывает изречено так,  чтобы причинить мне максимум неудобств. Посему ни выломать, ни вскрыть эту проклятую дверь при помощи сверхъестественных сил или тайных умений я не мог — за неимением таковых. Разобрать кладку голыми руками? Смешно... в добрые старые времена каменщики знали свое дело. Нельзя сказать, чтобы в тот счастливый момент, когда Веление возрождало меня к новой жизни, мое сознание представляло собой младенческую tabula rasa[47] — я имел некоторое  изначальное представление о своих возможностях, и в  особенности об их пределах. Об остальном я мог только догадываться, тогда как означенное «остальное» по большей части и было тем, что с человеческой точки зрения выглядело как проявление истинного всемогущества. Исследовать себя в поисках запредельных способностей — весьма увлекательное занятие, для коего, на беду, редко отводилось достаточно свободного времени.  Создатель Всех Миров всегда славился неповторимым чувством юмора, и что-что, а скучать мне он никогда бы не позволил... К исходу примерно восьмого дня, когда физические силы меня практически оставили, чувство голода притупилось окончательно, зато жажда сделалась  невыносимой, я внезапно обнаружил, что мне ни сейчас, ни впредь нет нужды ломать, вскрывать и вообще тратить время и силы на встающие по пути препятствия. Ибо я, оказывается, наделен  способностью без каких-либо усилий пронизывать их насквозь. Проницание или, если по-псевдонаучному, субмолекулярная, мать ее, дезинтеграция... Мое появление на винтовой лестнице башни  несколько ошеломило обходивший закоулки Домфрона дозор, но больших вопросов не вызвало: призраки в ту пору считались явлением хотя и малоприятным, а все же обыденным, даже прозаическим... К тому же сей призрак пребывал отнюдь не в лучшем расположении духа и был исполнен жажды мщения. «Как вы сюда попали, сударь?!» — «Это не столь важно, сударь. Куда важнее ваше слово дать мне удовлетворение, за которым я, собственно, и явился в ваши покои». — «Разумеется, я к вашим услугам, сударь, но... будь я проклят! Как вам это удалось... минуя засовы, минуя стражу?!» — «Вы непременно будете прокляты, сударь, за то могу я поручиться. Защищайтесь же!..»

   Да, были времена... Приятно вспомнить!

   Я задержал дыхание, сосредоточился...

  ...всегда немного странно сознавать себя, только что цельную и весомую личность, вдруг полусотней октиллионов независимых частиц, которые с  задором  вторгаются в межатомные интервалы стекол, стен и перегородок, стремительно несутся сквозь пыльную тьму...  воспринимать привычную картину мира в ином измерении, видеть эту распахнувшуюся во все края новую вселенную мириадами несуществующих глаз и ощущать несуществующей кожей... уворачиваться от ослепительных потоков убийственных электронов... маневрировать в царственном  величии кристаллических решеток...  наспех  насладиться ощущением небывалой свободы и легкости... и точно так же вдруг, непонятным для самого себя образом, вернуться к прежнему облику, ничего, как представляется, не растеряв во время этого удивительного полета, не прихватив ничего лишнего, слегка задохнувшись — не столько от мгновенности перехода из одного состояния в другое, сколько от избытка впечатлений...

   ...уже своими ногами сделал несколько шагов в тесном коридорчике между какими-то угрожающего вида агрегатами и постучал в дверь, что веда в кабину машиниста. Надлежало быть готовым к любой реакции, от пожарного ломика в лоб до выстрела из помпового ружья в область солнечного сплетения.

   Но то, что последовало на сей раз, все же застало меня врасплох-

   — Заходи, скорее, —  гулко прозвучал изнутри недовольный голос. — И дверь притвори за собой плотнее, сквозняки тут...

   В полном недоумении я прошел внутрь. Машинист даже не обернулся, продолжал сидеть в одном из двух кресел, в том, что справа, спиной к двери, высоко сдвинув форменную фуражку на затылок.

   Вот так же точно вошли и те, в капюшонах, с ходу проломили затылок... сквозь фуражку... и вышвырнули недобитого умирать на перрон.

   Что ж, смотреть на живого машиниста всегда приятнее, нежели на мертвого.

   Я выждал с полминуты и деликатно откашлялся.

   — Ни хрена не понимаю, — тотчас же откликнулся он.

   — Что-то не так? — осведомился я.