Внезапно Жак понял, что должен расквитаться со своим бессознательным, если хочет допустить мысль о том, что Ж.К.67 изобрел свой знаменитый «Атон».
Он дотронулся рукой до нейрона, и его сознательное подключилось к бессознательному. Он вспомнил свое рождение, глубоко травмировавшее его.
Ему снова вспомнился момент, когда он, будучи младенцем, осознал, что отделен от мира. До того времени он считал, что составляет единое целое с мамой, а потом, в девять месяцев, на его глазах… нет, не он… мама покинула его. Невозможность заставить ее вернуться оставила глубокий след в его душе.
Затем он мысленно пережил тягостные минуты, когда отец заставлял его есть красное мясо с кровью, вспомнил и пуловеры, чересчур узкие горловины которых сдавливали ему шею, потому что были ему малы. Бессознательное все запомнило. Бессознательное ничего не простило. В его памяти хорошенько засело: «с тобой плохо обращаются», «тебя не уважают», «то, что происходит с тобой, несправедливо».
Он подумал о смерти своего отца.
Он подумал о ране на лбу, которую получил из-за Вилфрида.
И если бы только Вилфрид. Он помнил все унижения, пережитые в детстве: публичное оглашение плохих оценок, насмешки старост класса, ухмылки директора, заведомо уверенного в его никчемности.
Ему вспомнились девочки из его школы, отказавшиеся с ним целоваться.
В его памяти всплыл момент, когда он узнал об исчезновении матери, и он понял, что все еще обижен на нее из-за того, что она не предупредила его о своем отъезде.
Вспомнив, как ему доводилось видеть своих друзей, напившихся до беспамятства, до скотского состояния, он понял, что алкоголь лишь пробивал брешь в их бессознательном, освобождая тем самым подлинное внутреннее чудовище.