Шествие динозавров

Зачем мне нужны были эти блуждания, эта игра со смертью в прятки? Окруженный ореолом предрассудков, я мог считать себя в какой-то мере защищенным от многих опасностей со стороны людей. Хотя бы тех же юруйагов. Но пауки-вауу лишены были предрассудков. И если в легенде о вурграх была хоть крупица истины, я вполне мог однажды вернуться из лабиринта украшенный шрамом-бабочкой. С искаженным метаболизмом, наполовину человек, наполовину паук.

Но в лабиринте я был не единственный странник.

…Его шаги я заслышал издалека. Он шел не таясь. Нужно ли ему было опасаться дозорных в этой цитадели ужаса? Он даже напевал себе под нос. В одной руке чадил факел, в другой имела место небрежно скомканная охапка выделанных козьих шкур.

Я дождался, пока он поравняется со мной, после чего шагнул наперерез, угрожающе покачивая обнаженным мечом.

— Безумец, — сказал он спокойно. — Или призрак. А может быть, вургр?

— Раздевайся, — приказал я.

— Грабитель, — заключил он, свергая с тощих мослов проношенное до дыр затхлое тряпье. — Бери и подавись.

— Подними факел повыше, — командовал я. — Повернись.

— Неужели мужеложец? — продолжал он строить догадки, послушно исполняя все мои прихоти. — О! Как же я не догадался? — он хлопнул себя по лбу. — Ты искал «поцелуй вауу»? Напрасно потратил столько времени. Да будет тебе известно, невежественный меченосец, что вауу лобызают свои жертвы во вполне определенные места. Наиболее часто в шею. Чуть реже — в локтевой сгиб. И никогда в ягодицы. Вылизывание задниц — чисто людское пристрастие… Вот я, например, давно уже вижу, что ты не вургр, а всего лишь ниллган, могучий, как бегемот, и столь же разумный.

— Ты меня не боишься?!

— Я видел всяких мертвецов, — сказал он важно. — Только что испустивших последний вздох и кишащих червями. Высохших в спертом воздухе — и наполовину сожранных диким зверьем. Когда воины буммзигган ворвались в город после трехмесячной осады, мертвецов было больше, чем живых, и трудно было различить, кто есть кто. Может быть, некоторые из убитых тоже подняли оружие, чтобы вышвырнуть дикарей прочь из Лунлурдзамвил… Но никогда еще я не встречал мертвеца, который говорил бы мудро.

— Кто ты? — спросил я, пропуская его насмешки мимо ушей.

— Меня зовут Гиам-Уэйд, если ты предпочитаешь мелодию звуков зрелищу детородных членов немолодого мужчины…

— Можешь одеваться, — разрешил я.

— Я здесь живу, — объявил он, заматываясь в свои ремки. — Где еще жить свободному мыслителю под этими звездами? Люди мне порядком надоели. Из нравы и обычаи мне известны досконально. Строение их тел примитивно и несообразно. Первосоздатель Яуйм-Зюгру избрал для своих опытов не самый подходящий материал. Глина хороша для горшков, но людям более подобают вода и огонь. К тому же я не верю, что первосоздатель походил на меня. Или даже на тебя — изучать повадки жителей Ночной Страны куда любопытнее.

— И не боишься?

— Бояться нужно людей, — сказал он веско. — Зверей нужно изучать. Ты позволишь мне пройти, ниллган?

— Я хочу говорить с тобой.

— Хм! Впервые вижу ниллгана, желающего поговорить со мной. — Он пригляделся ко мне, подняв факел над головой. — Хм! — Что-то во мне показалось ему необычным.

— Пойдем со мной. Кстати, разрешаю тебе звать меня просто Гиам.

Он облюбовал под жилье заброшенную келью во внешнем, самом древнем из обследованных мною контуре лабиринта. Можно сто раз пройти мимо и не заметить входа, так удачно была замаскирована тяжелая каменная дверь, на удивление легко и бесшумно вращавшаяся вокруг своей оси, если правильно приложить усилие.

— Вауу глупы, — сказал Гиам, плюхнувшись на груду вонючих шкур. — Они могут напасть на спящего, поэтому я выбрал помещение с дверью. Жрецы не так глупы, как всем нам хотелось бы, и это тоже свидетельство в пользу дверей… О чем ты хотел говорить со мной?

— Обо всем, — признался я.

— Странный ниллган… Да и ниллган ли?

— У вас принято вкладывать в это слово бранный смысл?

— А то какой же? Встретились в императорском парке две скотины — носорог и ниллган. «Давай бодаться», — говорит ниллган. «Еще чего, — отвечает носорог. — Что я — дурак?…» «Хочешь выпить море — позови в напарники ниллгана…» Не спорю, никто не сравнится с ниллганом в боевом искусстве. Но разве меч красит человека? К тому же ниллган — и не человек вовсе. Кукла, в которую вдохнули подобие души на какое-то время для исполнения чужой воли. Ходячий мертвец, избегнувший тления. Что можно требовать от такого нелепого порождения жреческих прихотей? Но ты какой-то иной.

— Не понимаю, как я здесь очутился, — сказал я. — И почему я столько знаю о вашей жизни. Естественнее было бы ожидать, что я окажусь беспомощным в новых условиях. Лишенным речи, не ведающим обычаев. Там, в своем мире, я тоже был… гм… с мыслителем, как и ты.

— Ваши мыслители, должно быть, рождаются с мечами в руках?