Шествие динозавров

Император скинул с головы капюшон, его лицо обострилось, по-волчьи оскаленные зубы блестели. Здесь он не был «властно попирающим твердь». Вообще: никаких владык — одни рабы. Невольники ритма и звука. «Как у нас на концерте каких-нибудь долбежников и пузочесов», — подумал я, сражаясь с прущими из недр подсознания темными инстинктами. Пока мне это удавалось: все же не до конца еще обдуло ветрами язычества налет цивилизации. «Нет, братцы, меня вашим хард-роком не проймешь, я на «Дип Перпл» вскормлен, на «Блэк Саббат» вспоен, я гастроли «Пинк Флойд» пережил…»

Позади меня кто-то повалился ничком, заколотился башкой о камень. Эмбонглы… Где темнее, там и слабее. «Защитнички, мать вашу, паучья кровь, вот и доверяй вам после этого!» Впрочем, в стане юруйагов тоже наметилось прослабление. Некоторые уже пали на колени, мотая головами, как взнузданные. Солнцеликий вскинул над головой тощие руки, стиснул кулаки, словно угрожая кому-то. До меня явственно донесся скрежет его зубов.

Над озером столбом поднималось зеленое свечение, над алтарем дрожала невиданная черная радуга. Дзеолл-Гуадз волчком крутился на месте, выкрикивая заклинания, из которых я не мог разобрать ни слова. Факельщики вопили истошно и согласованно, как если бы ими кто-то дирижировал. Глубины озера озарились неясным далеким светом. И тут же ритм сбился, поломался, теперь все попросту орали кто во что горазд.

Биение моего сердца, которое все это время против моей воли следовало за барабанным буханьем, сорвалось в исступленном трепыханьи. Мутная непреодолимая волна накатила на мозг, сознание с сырым шипением погасло.

Я тоже заорал.

Сквозь пелену слез я видел, как император царапает свое лицо скрюченными ногтями, складывается пополам, как перочинный нож, и валится наземь. Всех нас можно было брать голыми руками…

Черные воды закипели, фонтанируя вокруг алтаря и с грохотом низвергаясь. Две гибкие беспалые руки, толстые, что колонны дорического ордера, взметнулись до самых сводов и оплели алтарь, трепеща, будто от адского холода. На их влажной пористой коже проступили алые пятна. Под самой поверхностью озера зависло бесформенное гигантское тело, вскрылись два круглых выпученных глаза, их немигающий взор заскользил по беснующимся на берегу людям.

Йогелдж явился за жертвой.

Император окарачь пополз навстречу глазам древнего бога.

Пихаясь локтями и лягаясь, меня обтекали обезумевшие эмбонглы. Распяленные в сорванцом крике слюнявые рты, закатившиеся под обезьяньи лбы пурпурные бельма, вздыбленные волосы… Нет, не они мне нужны. Никто мне не нужен. Я и сам себе не нужен. Я нужен только ему… кто поднялся из бездны и зовет меня… обещает мне вечное, неописуемое блаженство… вечную жизнь… Он вечен, и я буду вечен с ним заодно…

«Покушение… — внезапно высветилось неоновыми буквами с пятиэтажный дом каждая в моих затуманенных мозгах. — Императора хотят убить… заманить в ловушку… принести в жертву Йогелджу… Я должен спасти императора… а уж потом пускай Бог заберет меня к себе…»

Я настиг Солнцеликого в его неудержимом стремлении к слиянию с божеством… ухватил за пятку… Император отбрыкнулся, не оборачиваясь… Я держал цепко, обеими руками… Он тащил меня за собой, норовя достать свободной ногой по голове… Потом, в момент просветления, осознал, в чем состоит препятствие к вольному, ничем не стесненному движению вперед… обернулся, рыча сгреб меня за волосы, опрокинул, подмял… Я тут же очутился сверху и натянул ему капюшон на перекошенную волчью морду, зажал щелкающую пасть, узлом передавил хрипящую глотку…

Факельщики, сдирая с себя ненужные балахоны, прыгали в бурлящую воду, и она из черной вдруг делалась красной, и радуга над алтарем тоже расцвечивалась в кровавые оттенки.

Трепещущие руки наконец отпустились от каменного зуба и бесшумно втянулись в кровавую купель. Зовущий взгляд Бога померк, ушел в глубину, растворился там без следа.

Визжали трубы, рокотал барабан, но человеческие голоса стихли. Никакая, даже самая луженая глотка такого ора не выдержала бы. Да и крикунов на берегу поубавилось. Те, кем повелитель вод пренебрег, разочарованно выползали из озера и ложились пластом, не имея сил распрямиться. И только Дзеолл-Гуадз вертелся между медных блюд и невнятно вскрикивал. Потом упал и затих.

Я слез с императора, стянул с него капюшон. Луолруйгюнр мигая влажными розовыми глазами, ничего не соображал. С трудом, опираясь на мою руку, сел. Светоносный лик его был расчерчен вдоль и поперек.

— Безногий принял жертву? — спросил император задушенным голосом.

— Он взял многих, — ответил я фистулой, не сразу сообразив, о ком идет речь.

— Это хорошо, — пробормотал Луолруйгюнр. — Значит, Безногий позволит наконец моим кораблям достичь берегов Ольэо, и у нас снова, как пятьдесят лет назад, появятся черные рабы.

«И всего-то? — подумал я со злостью. — Стоило кормить этого глубинного гада человечиной из-за пустяка! Паучья кровь, спросил бы меня, я бы позволил то же самое, а главное — безо всяких жертв…»