Шествие динозавров

Вот тогда-то я опрокинулся на спину, перекатился через себя, упал за алтарь, притих. До моего слуха доносилось шебуршание торопливых шагов. Они потеряли меня, но приблизиться боялись. И правильно боялись.

Что-то противно заскрежетало, посыпалась каменная труха. Я выглянул из своего укрытия. Пусто. И тихо — если не считать треска чадящих факелов, понатыканных по углам. Все куда-то сгинули, оставив меня одного в этом склепе.

Неужто я переусердствовал, «извергая свою ярость», перепугал их, и все пошло прахом?.

Впрочем, вместо стены, у которой прежде истуканами торчали латники, теперь разверзлась черная пасть прохода. Оттуда ощутимо тянуло сквозняком.

«Двадцать пятый век до рождества Христова».

Эта дикая мысль родилась в моем мозгу сама собой и моментально заполыхала там, как транспарант. Словно подошел срок, и невидимый дирижер моих поступков, он же по случаю переводчик, раздернул занавесочки и подбросил мне подсказку, загодя начертанную на ученической доске.

Минус двадцать пятый век!

Толща ненаступивших времен обрушилась на меня тяжким, неподъемным гнетом, согнула в три погибели, смяла и расплющила. Я был один не только в этом затхлом святилище — один во всем мире, во всей эпохе. Голый, беззащитный, смертельно перепуганный. Воздух не поступал в сдавленное железным обручем горло. Мне хотелось плакать. Обхватить голову руками, забиться в самый дальний угол и беспомощно захныкать.

И тогда была начертана новая подсказка.

«Чего ты, в самом деле… Это же древний мир, ты как историк душу бы должен запродать за саму возможность одним глазком заглянуть в него! Вот и пользуйся шансом, изучай. И не дрожи попусту. Ты ловок и силен, сильнее всех живущих сейчас на земле. Для них ты великий воин, и это правда. Тебя зовут Змиулан, и никто не спросит с тебя больше, чем ты умеешь. И ты обязательно, неизбежно, в свой час вернешься домой».

Я успокоился. Отдышался, утер слезы.

Подобрал обломок алтаря поувесистее. Пригибаясь, на четвереньках, по-обезьяньи метнулся к проходу. Обернулся на случай нежданной стрелы в спину. Вроде бы никого. И все же был чей-то внимательный, испытующий взгляд.

— Эй, где ты? — спросил я шепотом.

«Ты… ты…» — запричитало эхо под закопченными сводами.

— Молчишь? Ну, как знаешь.

Я припал к холодному камню, напряженно слушая, обоняя, осязая темноту перед собой. Там могли поджидать затаившиеся латники, прикрывая своими арбалетами беспорядочный отход балахонов. Там могла быть иная угроза. Или наоборот — свобода.

Едва различимый приближающийся звук. Будто частый цокот копытцев. Если, к примеру, выпустить козленка на паркетный пол. Но откуда и зачем козленок здесь?. Я попятился. Выставил дубину перед собой. Собрался, как тогда… в трамвае, тысячи лет тому вперед .

Сначала показалась голова. Потом, спустя какое-то время — все остальное. Но мне хватило и головы, чтобы подавиться собственным желудком.

6

…все как обещано. И убаюкивающий полумрак, и неизвестный клавесинный концерт Вивальди. И красивые женщины, статус которых в обиталище моего хлебосольного хозяина я так и не сумел определить. Не то жены, не то, упаси Бог, наложницы. Ибо сказано в некоторых, как принято у нас писать, «буржуазных» прогнозах на будущее, что поскольку девочки рождаются и выживают чаще, грядет Великая Полигиния… И красное вино в хрустальных бокалах. Спрашиваю название и тут же забываю. Такого вина я не пробовал тыщу лет. Только водку «из опилок». Да иногда, крайне редко, пиво.

Лысого гиганта зовут Ратмир. «Младой хазарский хан»… Ну, молодости он явно не первой, и даже не второй. Признаться, возраст его для меня — загадка, ясно лишь, что не «младой». Черты лица под бурой коркой загара — как под вуалью. Но в остальном самый доподлинный хан. В богатом и просторном халате, развалился на тахте, а вокруг снуют молчаливые чаровницы из гарема.

— Так что вы построили? Как называется ваше общество? Коммунизм или?.

— Допустим, построили не мы, а вы. В буквальном смысле, Вячеслав Иванович. Нам это досталось в наследство. И сундуки со златом-серебром, и горы окаменелого навоза. Если вам так необходим термин, можете считать наше общество развитым социализмом, — он пригубляет из бокала, а в это время невозможно красивая женщина вносит на овальном блюде ворох зелени, из которого кокетливо выглядывает большая птица в золотистой лоснящейся корочке.