Шествие динозавров

Лабиринт жил собственной жизнью, вне зависимости от смены дня и ночи. Стоя в карауле у императорской особы, я иногда ступнями ощущал сотрясение каменного пола, словно глубоко под землей кто-то рвал скальный грунт динамитом. Сопровождая властелина в его малопонятных мне блужданиях по дворцу, я слышал жуткие вопли и хрипы, прорывавшиеся к нам сквозь узкие щели в полах, очевидно — вентиляционные отверстия. Как я хотел бы расспросить обо всем Луолруйгюнра! Но обращаться с вопросом к императору — все равно что к солнцу. Ответа не будет. Он не умел давать ответы. Он умел только выслушивать их.

Головорезы-эмбонглы неплохо справлялись со своей работой. Очень они меня выручали! Как верные волкодавы, в мое отсутствие они не подпускали к императору никого, даже верховного жреца. Однажды я застал его у входа в императорскую спальню изрыгающим чудовищные проклятия и угрозы разбудить все силы Рбэдуйдвура, дабы обрушить их на головы эмбонглов, осмелившихся встать на его пути. А эти задрыги, испещренные страшными шрамами и небрежной татуировкой, бритоголовые и бородатые, спокойно хлопали глазами, выслушивая его брань, из которой по причине крайней тупости понимали едва ли половину. «Слышь, Югрмим, — сказал один из них, ковыряя в носу, своему товарищу. — И чего этот хрен разоряется? Стращает меня своими вауу! Что я, пауков не видал? Так я их даже жрал с голодухи. Заперли меня раз с корешком в ущелье, ни туда ни сюда ходу не было. А там в пещере паучиха яйца насиживать вздумала. Ну, мы ее и схарчили заживо, вместе с яйцами…» — «Когти обломать, — со знанием дела согласился Югрмим. — И жвалы. Отрава, скопытиться можно. А сами лапы можно хоть сырыми, хоть копчеными».

Оставляя императора на попечение этих дьяволов, я пытался расширить свои познания о лабиринте.

Например, там шло активное строительство. Голые жилистые рабы вырубали в скале новые залы. Работами заправляли жрецы в глухих серых балахонах. Особо не зверствовали и кормили, кажется, недурно. Изможденных я там не заметил. У меня создалось впечатление, что даже император не ведал о той деятельности, которую развернул буквально у него под носом Дзеолл-Гуадз.

А буквально в десятке метров от многоголосия и перестука начиналась Ночная Страна. Царство темноты, сырости и ужаса, где верховодили отнюдь не люди… Здесь следовало быть предельно осмотрительным. Трепещущий огонек факела вырывал из мрака шарахающиеся многоногие тени. Чьи-то светящиеся глаза-тарелки внимательно следили за мной из черных тупиков. Цокая коготками, не обращая на меня ни малейшего внимания, огромная эуйбуа неспешно пересекала дорогу и бесследно пропадала в глухой стене. И вдруг — струя свежего воздуха кинжалом рассекает затхлую вонь, яркий свет режет по глазам, и я выбираюсь наружу, где-нибудь в неприметном закоулке Лунлурдзамвил или посреди чистого поля…

Зачем мне нужны были эти блуждания, эта игра со смертью в прятки? Окруженный ореолом предрассудков, я мог считать себя в какой-то мере защищенным от многих опасностей со стороны людей. Хотя бы тех же юруйагов. Но пауки-вауу лишены были предрассудков. И если в легенде о вурграх была хоть крупица истины, я вполне мог однажды вернуться из лабиринта украшенный шрамом-бабочкой. С искаженным метаболизмом, наполовину человек, наполовину паук.

Но в лабиринте я был не единственный странник.

…Его шаги я заслышал издалека. Он шел не таясь. Нужно ли ему было опасаться дозорных в этой цитадели ужаса? Он даже напевал себе под нос. В одной руке чадил факел, в другой имела место небрежно скомканная охапка выделанных козьих шкур.

Я дождался, пока он поравняется со мной, после чего шагнул наперерез, угрожающе покачивая обнаженным мечом.

— Безумец, — сказал он спокойно. — Или призрак. А может быть, вургр?

— Раздевайся, — приказал я.

— Грабитель, — заключил он, свергая с тощих мослов проношенное до дыр затхлое тряпье. — Бери и подавись.

— Подними факел повыше, — командовал я. — Повернись.

— Неужели мужеложец? — продолжал он строить догадки, послушно исполняя все мои прихоти. — О! Как же я не догадался? — он хлопнул себя по лбу. — Ты искал «поцелуй вауу»? Напрасно потратил столько времени. Да будет тебе известно, невежественный меченосец, что вауу лобызают свои жертвы во вполне определенные места. Наиболее часто в шею. Чуть реже — в локтевой сгиб. И никогда — в ягодицы. Целование задниц — чисто людское пристрастие… Вот я, например, давно уже вижу, что ты не вургр, а всего лишь ниллган, могучий, как бегемот, и столь же разумный.

— Кто ты? — спросил я, пропуская его насмешки мимо ушей.

— Меня зовут Гиам-Уэйд, если ты предпочитаешь мелодию звуков зрелищу детородных членов немолодого мужчины…

— Можешь одеваться, — разрешил я.