Шествие императрицы, или Ворота в Византию

Защитники дрались из последних сил, и казалось, что им удастся отбить и эту атаку. Но их становилось все меньше, а врагов все больше и больше.

Наконец греки принуждены были отступить. Они все еще дрались с упорством отчаяния, как вдруг кто-то воскликнул: «Турецкий флаг на башне Керкопорты!»

Поднялся переполох. Напрасно император и его окружение пытались собрать уцелевших и остановить турок, хлынувших в открытые ворота.

Константин спешился, а за ним его кузен Феофил Палеолог, испанский рыцарь дон Франсиско и грек Иоанн Далматос. Вчетвером они рубились мечами, окружив себя баррикадой из поверженных тел.

— Все кончено! — обреченно воскликнул Константин и сбросил с себя знаки императорской власти. — Империя погибла, и я должен погибнуть вместе с ней! — С этими словами он кинулся в кучу битвы, увлекая за собой товарищей. Вскоре все они пали, окруженные полчищами турок.

Зеленые турецкие байраки с полумесяцем и звездой развевались уже на многих башнях. Турки, прорвавшиеся внутрь города, тотчас разбегались, с тем чтобы открыть как можно больше ворот для своих.

Греки, сражавшиеся на стенах, были окружены и перебиты. Многие попали в плен, в частности родственник императора Димитрий Кантакузин.

Принц Орхан со своими турками сражался до последнего, зная, что ему не будет пощады.

Когда весть о том, что город взят, достигла турецкого флота, его матросы, боясь, что останутся без добычи, покинули свои корабли и бросились в город через открытые ворота.

Это спасло многих генуэзцев и венецианцев. Они кинулись к своим кораблям в Золотом Роге и подняли паруса. До двух десятков судов, подбирая спасавшихся защитников города, крейсировали в заливе, а затем вышли в открытое море.

А в городе шла жестокая резня. Победители не щадили никого. Потоки крови лились по улицам вниз, окрашивая алым цветом прибрежные воды.

29 мая 1453 года великий город пал. А с ним и Византия.

Глава двадцать восьмая Таков был век суровый

Все царствование сей Самодержицы означено деяниями, относящимися к ея славолюбию. Множество учиненных ею заведений… в самом деле несут, как токмо знаки ея славолюбия… Таковое необузданное славолюбие также побуждает стремиться к созиданию неисчетного числа и повсюду великих зданий, земледельцы многою работою стали от их земли корыстию отвлекаемы… Разделили Польшу, а тем усилили Австрийский и Бранденбургский домы и потеряли у России сильное действие ея над Польшею… Совесть моя свидетельствует мне, что все коль ни есть черны мои повествии, но они суть непристрастны и единая истина и разврат, в который впали все отечества моего подданные, от коего оно стонет, принудило меня оныя на бумагу преложить…

Князь Щербатов

Голоса

Я Вам говорю дерзновенно и как должно обязанному Вам всем, что теперь следует действовать смело в политике, иначе не усядутся враги наши и мы не вылезем из грязи.

Потемкин — Екатерине

За Днестр ли Гассан-паша пойдет, у меня готово, чем его встретить; к вам ли, то, помолясь, извольте бить. О цесарских отзывах немудрено угадать. Они хотят нас затянуть для облегчения своей армии левого фланга. О прочем, до движения войск моих касающемся, вы уже должны быть известны, что генерал-поручик Потемкин (кузен светлейшего) с двумя егерскими корпусами, десятью эскадронами конницы идет к Кишиневу и уже уповательно на Днестре.

Потемкин — Репнину

Революция во Франции свершилась, и королевская власть уничтожена. Восстание города Парижа… продолжало разрастаться… Это восстание сопровождалось убийствами, вызывающими содрогание… Жестокость и зверство французского народа проявились при всех этих событиях в тех же чертах, как и в Варфоломеевскую ночь, о которой мы еще с ужасом читаем…

Все поражены при виде того, как в течение тридцати шести часов французская монархия была уничтожена…

Посол Симолин — Безбородко

Я утверждаю, что стоит завладеть только двумя или тремя ничтожными крепостями во Франции, и все остальные падут сами собой… Я уверена, как дважды два четыре, что две крепости, взятые открытой силой кем угодно, заставят всех этих баранов прыгать через палку… Двадцати тысяч казаков было бы слишком много, чтобы расчистить дорогу от Страсбурга в Париж…

Екатерина — Гримму