Шествие в пасмурный день

Он тоже горячо желал увидеть рождение нового человека. После взрыва атомной бомбы у него возник особый интерес и сострадание к своему ближнему. Жадными глазами он наблюдал людей, бродящих среди развалин. На черном рынке, стихийно возникшем у края выжженной земли, стали появляться молодые люди с напомаженными волосами, в прекрасных кашне и женщины в изящной одежде. По мертвому городу валила толпа, грохотали трамваи. В одном из них он услышал, как мужчина, с виду рыбак, брезгливо сложив руки на груди, прорычал: «Приносят кимоно и говорят — обменяй на сушеный анчоус… Совсем уж дошли до ручки!»

Этот мужчина напомнил ему паука, сосущего кровь из своих жертв. И такие пауки, видно, развесили свои сети повсюду.

— Теперь надо либо в крестьяне подаваться, либо в спекулянты. Иначе не выживешь, — горячо уверял всех Гото, прежде преуспевающий служащий, ныне крестьянин. Это было на церемонии закрытия фабрики старшего брата в городе Хацукаити. Он сам с полгода работал на фабрике и присутствовал вместе с младшим братом на церемонии. Это была первая и последняя встреча служащих фабрики после атомного бедствия. Как ни странно, все остались живы. Даже Нисида, получивший смертельные ожоги и долго боровшийся за жизнь, и тот держался бодро. Все думали, чем бы теперь заняться.

— Открыть бы магазин, а рядом понастроить сирукоя[25] и работать с утра до вечера не покладая рук, — сказал полушутя, полусерьезно Гото.

В это время у веранды остановился автомобиль, и кто-то бесцеремонно ввалился в дом.

— Не надо ли масла, сорок пять иен за кусок? — Мужчина надменно поглядел на собравшихся.

— Отдохните немного, — предложил ему Гото. Мужчина уселся на веранде и заговорил с ними, как с малыми детьми:

— Хе-хе! А жить-то все труднее становится. Понятно, когда десять вещей надо разделить на десять человек, но когда три делятся на десять, это уже смешно. Вряд ли правительство захочет плодить слабых и нищих… Хе-хе! Вот послушайте, что я скажу. На днях зашел к начальнику станции. Груз надо было отправить. Кругом люди, поэтому я незаметно положил на его стол двадцать иен и написал, что мне нужно. Начальник станции оказался понятливым малым и тут же разрешил мне отправить груз. Теперь все так и делается. Уж я-то знаю. Один парень, который совсем недавно был всего лишь мальчишкой на побегушках, говорит мне: «Я теперь большими делами ворочаю. В месяц тысяч пять загребаю». Смешно! Люди разные, а все равно мошенники.

Он молча глядел на тошнотворно красную рожу мужчины. Закончив речь, тот высокомерно уселся в машину и уехал.

С тех пор он не мог забыть наглого тона этого типа. Ему и прежде раза три приходилось встречаться с ним. «Что же это за человек такой?» — думал он. Будто насмехался над ними.

Изголодавшись по куреву, он отшагал полтора ри[26] по дороге из деревни до города Хацукаити, надеясь найти окурок. Но разве найдешь окурок на деревенской дороге?

В Хацукаити, в доме невестки, он разжился наконец сигаретой, и все, что накопилось в душе за это время, вдруг навалилось на него.

— Я уж думал, не умираю ли я, — сказал он со вздохом.

— Не говори так. Женись снова. Мы с мужем тут подумали: заболеешь, кто приглядит за тобой в такое время?

Старший, брат, наезжая иногда в Яхату, тоже заводил разговор о его планах, спрашивал: «Что же ты намерен делать?» — «Скоро в Токио поеду», — бормотал он, чтобы отвязаться.

«И долго ты собираешься сидеть у них на шее? Пора бы уж приняться за что-нибудь», — написала ему в письме вдовая младшая сестра, которая некоторое время жила вместе с ним у брата.

— Макото просто молодец! Стоит мне поворчать, как он тут же горячо берется за дело и все улаживает, — взглянув на него, повела разговор о сыне старшая сестра, когда он был у нее на улице Кавагути. После смерти отца этот подросток, ученик второго класса средней школы, как-то сразу повзрослел, быстро сообразил, как добывать средства, и ловко ими пользовался. На вырученные деньги племянник починил крышу, досыта наедался треской и курил сигареты с черного рынка. Он с изумлением смотрел на этого шестнадцатилетнего мальчишку. Однако такие подростки, видно, всюду росли теперь на развалинах городов.

Пока он рассеянно помышлял о поездке в Токио, опубликовали мораторий. Он не знал, что теперь делать. Поехал к старшему брату в Хацукаити. «Вряд ли найдется еще такой дурак, как ты, чтобы исполнять все указания правительства», — сказал брат. Непонятно почему, но в ушах его опять вдруг прозвучал презрительный смешок: «Хе-хе!»

От друга, проживавшего в Омори,[27] пришел ответ: «Могу устроить у себя, пока не найдешь пристанища». Он стал быстро готовиться к отъезду в Токио. Большим препятствием был запрет на въезд в столицу. Он просто не знал, как его обойти. И решил поехать на авось.

— А вещи уж сами доставляйте, — холодно сказали ему в транспортной конторе в деревне.

— Не могу взять ваш багаж. Как бы бандиты не ограбили, — отказал носильщик на станции, когда он с трудом дотащил багаж до вокзала.