– Я не знаю, – ответил Аллан. – Не кажется ли вам, что Старый Борлам действует по своей инициативе под влиянием очень серьезных обстоятельств?
– Старый Борлам может заняться этим у входа в игорный дом, – ответил капитан с какой-то горькой иронией. – Он – суровое старое создание и не думает много о ветреных молодых господах моложе шестидесяти лет. Но мы не сможем взять Эдинбург. Может, он надеется напугать их до смерти?
– Вероятно он думает, что они сдадутся. В конечном счете в Эдинбурге должно быть много тех, кто ненавидит Союз и не испытывает ни малейшей любви к курфюрсту. Если они увидят, что мы подходим, они откроют ворота, выйдут нам навстречу и присоединятся к нам.
– Пожалуй, в одном можно быть уверенным: если мы возьмем Эдинбург, наши проблемы будут решены, – заключил капитан. – Оружие, деньги, пушки, – все, в чем мы нуждаемся.
– И это отрежет Арчилла от юга, – добавил Аллан.
Вскоре после полудня они подошли к городу на расстояние видимости и остановились примерно в миле от городских стен. Но не было никаких признаков, что кто-либо их встречает.
– Может быть, они нас еще не видят, – с надеждой проговорил Аллан.
Капитан пессимистично хмыкнул.
– Видят! Посмотрите туда и вон туда. Они подносят ядра для пушек. Они и не думают сдаваться, черт побери. Они готовятся к защите.
Они стояли примерно около часа под холодным октябрьским солнцем. Затем генерал Макинтош отдал приказ повернуть на север и двигаться в Лейтпор Эдинбурга. Стало очевидным, что какую бы помощь ни ожидал Старый Борлам из Эдинбурга, она не пришла. Но им и в Лейте хватало дел. Городская стража вышла и выглядела взволнованной и готовой к отпору, однако перед лицом очень большого количества воинов им ничего не оставалось делать, как сложить оружие. Аллана послали с горсткой солдат в тюрьму Тобус, чтобы освободить сорок человек, схваченных во время второй переправы, и вернуть их к службе. Потом они захватили здание таможни, где хранилось большое количество провианта, а также, к несчастью для дисциплины, много бренди.
– Они ни на что не будут способны, если начнут открывать бутылки, – в отчаянии воскликнул Аллан.
Однако оказалось много дел, чтобы в течение некоторого времени занять людей. Они захватили Старую Крепость, построенную для защиты Лейта, но не использовавшуюся, и начали укреплять ее. Она была в хорошем состоянии, и приготовления заключались только в том, чтобы заделать одну или две дыры и забаррикадировать ворота. В гавани стояло несколько вооруженных кораблей. Их взяли на абордаж, а пушки сняли и установили на крепостном валу Старой Крепости. К десяти часам вечера их аккуратно замаскировали для безопасности, и солдаты смогли начать долгожданное откупоривание бутылок.
Аллан отказался решать проблемы дисциплины и достал бутылку для себя. Он нашел кусок совершенно черствого хлеба, немного жесткого мяса из запасов на захваченных кораблях и остался полностью доволен. Дружелюбный капитан, которого звали Блэк, присоединился к нему.
– Неплохо. Все решилось лучше, чем я полагал, – заметил Блэк, вытаскивая бутылку. – Солдаты не смогут двинуться к утру, но это неважно. Нас отсюда не выкурят.
– Кто?
– Как кто? Генерал Аргилл и его люди. Они подойдут к Эдинбургу немного погодя.
– Сколько их? Целая армия?
– Нет-нет, около пятисот, как сказал лазутчик. Показывает, что мы беспокоим генерала. Может быть, такой у него план. В любом случае, пока он здесь, он не в Стирлинге. Если у генерала Мара есть хоть какой-то здравый смысл, он быстро подойдет к Стерлингу и все будет кончено.
Аллан подумал о Стирлинге и о марше от Перта, о том, что армия пройдет мимо его дома в Брако и замка Морлэндов в Бирни. Затем его мысли естественно переключились на Сабину и детей. Он надеялся, что они уже выехали. Может быть, он неправильно поступил, оставив их всех, может быть, его долг – находиться с ними, а не воевать за шевалье? Но он знал, что сказала бы на это Сабина. Вздохнув, он еще раз глотнул бренди и передал бутылку Блэку.
– Грязное вонючее пойло, – произнес Блэк. – Как бы я хотел немного виски. Однако надо делать все, что возможно. Тост за короля за морем, за шевалье! И за поражение маленького немецкого помещика!
Он выпил тост с энтузиазмом и начал петь:
«Поднимем дружно тост за Сэнди Дона[41],
Поднимем тост за Пляшущего Джона,
Мечей и копий собрано немало,
Мы в задницу вонзим Георгу жало!»
Аллан присоединился к нему:
«Представ перед нами средь шотландских гор,
Обмочишься ты, маленький Георг».
Бренди развеяло его сомнения и страхи. Из разных концов крепости он мог слышать звучащие голоса, некоторые из них звонкие, другие – уже пьяные и неясные.