Шевалье

Большой бал в Galerie des Glaces[30] в Версале явился значительным событием. Но что впечатлило Карелли больше всего, так это чувство семьи, нежной, любящей доброты между французской королевской семьей и английской. И в эту семью он был принят с проявлением доброты и любезности, и он чувствовал, что такой прием вызван как благородством его происхождения, так и его достойной службой в армии Франции. Король и его юная сестра были центром внимания. В своем новом платье янтарного бархата принцесса вызвала искреннюю похвалу старого короля Людовика, который сказал, что она напомнила ему его великую тетушку Марию Манчини. Но везде, где бы ни увидели королевскую пару, на один шаг сзади них держалась Альена, и хотя ее платье было переделано из старого, она поражала воображение даже больше, чем ее юная госпожа. Король танцевал со своей сестрой, а Карелли танцевал с Альеной, и все головы поворачивались, чтобы увидеть, как две молодые пары проходили тур танца.

Иногда они меняли партнеров, и король танцевал с Альеной, когда Карелли вел принцессу, так что Карелли мог наблюдать за своей сестрой и оценить чувства короля к ней. Они в совершенстве подходили друг другу как танцоры. Говорили они или молчали, Карелли видел полное доверие и согласие между ними. Но это не были ни отношения мужчины и женщины, ни отношения брата и сестры, что-то иное, возможно, согласие двух молодых солдат, сражающихся плечом к плечу, любовь двух абсолютно равных людей.

Король танцевал с его сестрой, с Альеной и с одной или двумя дамами из французской королевской семьи, но чаще всего с его сестрой, хотя бал продолжался до четырех утра, и он не пропустил ни один танец. Карелли удивлялся этому и спросил Альену, танцует ли король когда-нибудь с другими девушками. Она отрицательно покачала головой.

– Король не решается танцевать с дамой, если не знает ее длительное время и если она не его родственница. Он очень... замкнут.

Она посмотрела на Карелли, будто оценивая, как много она может сказать ему, а затем продолжила, понизив голос:

– Знаешь, его отец оставил ему письмо с очень детальными советами об управлении королевством и о жизни. Особые инструкции касались проявления осторожности в его отношениях с женщинами. Умерший король с чувством писал о своем собственном сердечном опыте и предупреждал сына самым серьезным образом. Я думаю, что наш король принял это очень близко к сердцу. Он не хочет давать свой матери и сестре каких-либо поводов для огорчений такого рода и желает избежать любого, по его мнению, опасного соблазна. Так что он никогда не должен иметь что-либо общее с незнакомыми дамами и в нашем дворе едва ли разговаривает с женщинами за исключением королевы и ее высочества.

– И тебя, – сказал Карелли.

Она взглянула на него своими яркими синими глазами.

– И со мной. Я все же принадлежу к его семье.

В ее взгляде читалось сообщение и предупреждение. Говорила ли она ему, что не надо бояться за ее сердце, что она знает, каково положение короля? Он не хотел, чтобы она вынуждена была терпеть и покориться. Кого бы она ни любила, он должен любить ее, кого бы она ни пожелала, он должен принадлежать ей. Он чувствовал себя переполненным негодованием и желанием защитить ее и даже сам удивлялся этому. Но ведь она была его сестрой. В этот момент он почти забыл о другой стороне медали.

* * *

Первые месяцы 1705 года принесли новости и развлечение для Аннунсиаты. Королева в признание великой победы Мальборо под Бленгеймом решила подарить ему королевское поместье в Вудстоке и оплатить строительство нового дома, проект которого был грандиозен. Выбор архитектора казался простым, ибо Рен возглавлял Департамент работ и уже занимался постройкой нового Собора Святого Павла и дворца в Гринвиче. Несомненно, он был одним из выдающихся современных архитекторов. Но Ванбро, посетивший графиню в доме Челмсфордов однажды утром, сказал, что выбор пал на него.

– Это чистая случайность, графиня, уверяю вас, – смеялся он. Я встретил Мальборо за игрой прошлой ночью, и мы немного поговорили. Я сказал совершенно без задней мысли: «Кстати, ваше сиятельство, я слышал, что вы собираетесь строить новый дом в Вудстоке», а он ответил, тоже неопределенно: «Да, сэр Джон. Не желали бы вы заняться им?»

– Вы авантюрист, – рассмеялась Аннунсиата. Ванбро пожал плечами.

– Я не мог отказать такому знаменитому герцогу и герою, мадам. Что мне оставалось сказать? Между прочим, Рен очень занят собором Святого Павла и Гринвичем, у него не хватило бы времени.

– А вы, Ван, заняты замком Говард и моим новым домом. Где вы найдете время? Рен по крайней мере в Лондоне, а не за двести миль в Йоркшире.

– А-а, но я не мог противостоять этому предложению, графиня! Он рассказал немного о проекте. Никаких расходов не жалеют. Он должен стать английским Версалем, достойным памятником величайшему генералу Англии и самой замечательной победе. О, вы знаете положение вещей.