Можно понять, каких стараний стоило бедняге доказать общественному обвинителю свою непричастность к заговору. Но ему удалось это благодаря показаниям Женевьевы, подтвердившей, что он ничего не знал о планах ее мужа; благодаря бегству Диксмера, а в особенности благодаря заинтересованности Фукье-Тенвиля, хотевшего сохранить репутацию своего ведомства незапятнанной.
— Гражданин, — молил секретарь, бросаясь на колени, — прости меня, я позволил себя обмануть.
— Гражданин, — возразил общественный обвинитель, — человек, который находится на службе нации и позволяет обмануть себя в такое время, как наше, достоин гильотины.
— Но ведь бывают же дураки, гражданин, — продолжал секретарь, умирающий от желания назвать Фукье-Тенвиля монсеньером.
— Дурак или нет, значения не имеет, — заявил суровый обвинитель, — никто не должен позволять усыпить в себе любовь к Республике. Гуси Капитолия тоже были глупыми, тем не менее они проснулись и спасли Рим.
Секретарю нечего было возразить на подобный аргумент; он лишь стонал в ожидании своей участи.
— Я прощу тебя, — пообещал Фукье. — Я даже стану защищать тебя, поскольку не хочу, чтобы мой служащий оказался хоть под малейшим подозрением. Но помни: если до моих ушей дойдет хоть одно слово, хоть малейшее напоминание об этом деле — ты отправишься на гильотину.
Нет нужды говорить о том, с какой поспешностью и вниманием секретарь отправился листать газеты, всегда готовые сообщить то, что знают, а временами и то, чего не знают, хотя это могло стоить головы десятерым людям.
Он везде искал Диксмера, чтобы попросить его о молчании; но тот сменил жилище, и секретарь не нашел его.
Женевьеву отправили на скамью подсудимых; но она еще на следствии заявила, что ни у нее, ни у мужа не было никаких сообщников.
Как же он благодарил взглядом несчастную женщину, когда она проходила мимо него, отправляясь в трибунал!
Но как только она прошла и он на минуту вернулся в канцелярию, чтобы взять дело, затребованное гражданином Фукье-Тенвилем, он вдруг увидел Диксмера, направляющегося к нему ровным и спокойным шагом.
От этого видения секретарь окаменел.
— О! — только и сумел он выдавить из себя, словно перед ним был призрак.
— Разве ты не узнаешь меня? — удивился вошедший.
— Узнаю. Ты гражданин Дюран, точнее — гражданин Диксмер.
— Да, это я.
— Но ты же умер, гражданин?
— Как видишь, еще нет.
— Я хочу сказать, что сейчас тебя арестуют.
— И кто же? Меня никто не знает.
— Но я тебя знаю, и мне достаточно сказать лишь слово, чтобы тебя гильотинировали.
— А мне нужно сказать два слова, чтобы тебя гильотинировали вместе со мной.
— То, что ты говоришь, — мерзко.
— Нет, просто логично.
— Но в чем дело? Ну же, говори, да поскорее: чем меньше мы будем разговаривать, тем меньшей опасности оба подвергаемся.
— Хорошо. Мою жену приговорят, не так ли?
— Очень этого боюсь. Бедная женщина!
— Так вот, я хочу в последний раз увидеть ее, чтобы попрощаться.
— Где?
— В зале Мертвых.
— И ты осмелишься войти туда?
— Почему бы и нет?
— О! — простонал секретарь так, словно от одной этой мысли у него мороз пошел по коже.
— Ведь должен быть способ? — спросил Диксмер.
— Войти в зал Мертвых? Да, конечно.
— Какой?
— Воспользоваться пропуском.
— Где взять его?
Секретарь страшно побледнел и пробормотал:
— Этот пропуск… Вы спрашиваете, где его взять?
— Да; я спрашиваю, где взять пропуск, — не отступал Диксмер. — Мой вопрос, кажется, ясен.
— Его можно получить… здесь.
— Ах, в самом деле; и кто же их обычно подписывает?
— Секретарь.
— Но секретарь — это ты.
— Да, конечно, я.
— Смотри, как удачно! — усмехнулся Диксмер, усаживаясь, — ты мне и подпишешь его.
Секретарь подскочил.
— Ты просишь мою голову, гражданин.
— Нет! Я прошу лишь пропуск, вот и все.
— Несчастный, сейчас я арестую тебя! — пригрозил секретарь, собрав всю свою волю.
— Попробуй, — ответил Диксмер; я тут же донесу на тебя как на своего сообщника, и, вместо того чтобы пропустить в знаменитый зал меня одного, ты пойдешь туда вместе со мной.
Секретарь побледнел.
— Ах, злодей! — воскликнул он.
— Здесь нет ничего злодейского, — ответил Диксмер, — мне нужно поговорить с женой, поэтому я прошу у тебя пропуск, чтобы пройти к ней.
— Неужели для тебя так важно поговорить с нею?
— Очевидно, если для того, чтобы увидеть ее, я рискую головой.
Диксмер заметил, что секретарь заколебался: довод ему показался убедительным.
— Успокойся, — посоветовал он. — Уверяю тебя, никто ничего не узнает. Черт побери! У тебя же бывают случаи, подобные моему.
— Редко. Желающих мало. Ладно, постараемся все уладить другим способом.
— Если возможно, я не против.
— Вполне возможно. Войдешь в ту дверь, куда входят приговоренные — для этого пропуск не требуется. Потом, когда ты переговоришь с женой, позовешь меня, и я выведу тебя.
— Неплохо, — сказал Диксмер. — Но, к несчастью, в городе рассказывают очень схожую историю.
— Какую?