Шевалье де Пардальян. Книги 1-9

С самого верха той единственной стены, что устояла после взрыва, итак, с самого верха этой стены неожиданно свалился огромный камень, он прокатился по двору, раздавив трех-четырех человек. Все подняли головы и увидели на гребне стены, в клубах дыма, двух человек. И тут же во двор полетел еще один камень, и еще, и еще… Настоящий град из камней обрушился на солдат Данвиля. Каждый камень сбивал с ног людей и катился, оставляя за собой кровавую борозду.

Началась паника. Многие, не разобрав, в чем дело, кинулись к проему ворот, давя собственных товарищей. Двор огласился воплями ужаса и стонами раненых.

Не прошло и минуты после падения первого камня, а у дворца остались лишь трупы да искалеченные солдаты с перебитыми руками и ногами…

А там, наверху, на гребне этой заколдованной стены, в дыму и пламени, словно легендарные воители, стояли два человека. Лица их были черны, одежда разодрана, но глаза горели. Отец и сын Пардальяны смеялись торжествующим смехом!..

Стена, на которой стояли оба, поднималась выше фасадного крыла, так что отец с сыном без особого труда могли бы спрыгнуть на крышу, а потом через чердачное окно забраться внутрь.

Когда они взобрались на стену и поняли, что судьба все-таки привела их ко дворцу Монморанси, старый солдат предложил сыну сразу же перебраться на крышу дворца. Во дворе в это время, казалось, близилась к финалу трагедия. Но Жан покачал головой и показал на Лоизу, стоявшую на пороге, за спиной маршала, с кинжалом в руке.

— Отец! — спокойно сказал шевалье. — Если она сейчас погибнет, я брошусь со стены вниз головой.

— Ну, знаешь ли! — взревел Пардальян-старший. — Мы выстояли против половины Парижа не для того, чтобы ты тут кончил жизнь самоубийством!..

Старый солдат скрестил руки на груди и в бешенстве ударил каблуком по стене. От удара зашатались плохо пригнанные камни и один из них скатился во двор. Оттуда, снизу, донеслись стоны и вопли ярости.

— Смотри-ка! — заметил Пардальян-старший. — А ведь так кого угодно раздавить можно…

— Так за работу же! — воскликнул шевалье.

Они наклонились, двумя кинжалами, как рычагами, приподняли еще один камень в расшатавшейся стене и столкнули его вниз. Глыба скатилась, сея панику среди рейтар. А Пардальяны уже не разгибались и не смотрели, что происходит внизу. Они работали без устали. Камни катились градом. Глыба за глыбой отец и сын разламывали стену.

Ловкие, как кошки, они легко удерживались на узком бревне. Одно неверное движение, один лишний шаг, и оба рухнули бы вниз. Но они чувствовали себя на стене так же уверенно, как на земле… Наконец Пардальяны прервались и взглянули вниз: солдаты Данвиля бежали…

И тогда отец с сыном расхохотались. Стоя на стене с закопченными от дыма лицами, окровавленными руками и в разодранной одежде, они смеялись как безумные!..

Но тут за их спинами раздался звук выстрела: пуля, пущенная из аркебузы, сбила у шевалье шляпу. Солдаты, вытесненные со двора, целились в отважных героев с улицы.

Выстрелила еще одна аркебуза, и еще одна… А вокруг солдат бесновалась озверевшая толпа.

Пардальян-старший свесился со стены в сторону улицы.

— Эй вы! Черепа поберегите! — завопил он.

Толпа увидела, как человек титаническим усилием поднял над головой огромный бутовый камень и швырнул его в пустоту.

— А теперь я, сударь! — воскликнул шевалье.

Отец вцепился в стену, чтобы не упасть, а Жан метнул такую же бутовую глыбу. Камень, пущенный руками шевалье, описал дугу и рухнул, похоронив под собой двух солдат.

За три минуты отчаянной борьбы отважные Пардальяны заставили врага ретироваться с улицы, так же, как перед этим заставили солдат отступить со двора. Отец с сыном выламывали камень за камнем, стена становилась ниже, и они постепенно спускались. В конце концов аркебузы замолчали. Улица перед дворцом была свободна!..

Маршал де Данвиль смотрел на отступление своего отряда, и горькие слезы бешенства, ярости и стыда катились по его щекам…

Стена уже стала ниже на семь или восемь рядов камней, но дело было сделано…

Убедившись, что враг отступил по всему фронту, и со двора, и с улицы, оба Пардальяна одновременно сказали друг другу:

— Вперед!

Они спрыгнули на крышу привратницкой, оттуда — во двор и, перешагивая через трупы, в несколько прыжков достигли парадной лестницы и ворвались в главный парадный зал дворца Монморанси.

Шевалье шагнул первым и тут же попал в объятия маршала де Монморанси. Прижав юношу к своей широкой груди, Франсуа расцеловал его и взволнованно произнес:

— Сын мой! Сын мой!

Шевалье де Пардальян в растерянности оглянулся: он увидел Жанну де Пьенн, сидевшую в кресле и улыбавшуюся собственным грезам; увидел плачущего Франсуа де Монморанси; увидел и бледную Лоизу, которая смотрела на него серьезно и торжественно.

Жан перевел взор с Лоизы на маршала, потом снова на Лоизу. Счастье ослепило его, и герой почувствовал себя слабым, как ребенок…

— Монсеньер, — пролепетал шевалье. — Вы назвали меня сыном… но что вы вкладываете в это слово? Я боюсь ошибиться…

Маршал понял, что мучило шевалье. Франсуа де Монморанси повернулся к дочери и сказал:

— Говори ты, Лоиза!