Шевалье де Сент-Эрмин. Том 1

Он не нашел никаких следов Лимоелана и Сен-Режана, зато разыскал в предместье Сен-Марсель сестру Карбона, жившую там с двумя дочерьми. Он снял комнату на той же лестничной клетке, с шумом вселился в нее и два-три дня никуда не выходил. На третий день или, скорее, ночь он начал громко стонать и плакать так, чтобы услышали соседки, потом дотащился до их двери, позвонил и сполз по стенке на пол.

Одна из девочек открыла: он лежал без сил, и каждое слово давалось ему с трудом.

— Мама! — закричала девочка. — Здесь наш бедный сосед, который так плакал сегодня.

Прибежала мать, взяла его под руки, завела к себе, усадила и стала выспрашивать, чем они при всей их бедности могут ему помочь.

— Я умираю с голоду, — простонал Лиможец, — вот уже три дня у меня крошки хлеба во рту не было, но я не могу выйти на улицу, там полно полицейских. Они ищут меня, я точно знаю.

Сестра Карбона дала ему стакан вина и краюху хлеба, которую он проглотил в мгновенье ока, как будто и вправду три дня ничего не ел. И, поскольку женщина сама боялась полиции, ожидая, что к ней могут прийти как к сестре Карбона, она спросила, что он наделал.

Тогда, изобразив, что неохотно уступает их просьбам, он признался, точнее, сделал вид, будто признается, что приехал в Париж от Кадудаля, чтобы присоединиться к Сен-Режану и Лимоелану. Но так как он приехал в Париж после покушения на улице Сен-Никез, то не смог найти ни того, ни другого. Это было тем более досадно, что он знал верный способ переправить их в Англию.

В тот день женщина и ее дочери не сказали ему ничего, они только дали ему бутылку вина и обещали приносить продукты, пока он будет жить на одном этаже с ними. Они лишь попросили платить им, так как сами крайне нуждались.

Но на второй день добрая женщина призналась, что Карбон — ее брат и оставался у нее до седьмого нивоза, пока однажды от духовника Лимоелана к нему не пришла девушка, м-ль де Сисэ, и не отвела его в маленькую конгрегацию монахинь собора Сакре-Кёр под видом священника, еще не приведенного к присяге и не получившего разрешения на возвращение во Францию. Там он сказал, что вернулся в Париж, не желая больше жить за границей, и со дня на день ждет своего исключения из списков эмигрантов.

У монахинь он был в полной безопасности, так как эти добрые сестры из чувства признательности первому консулу за все, что он сделал для Церкви, каждый день служили публичную мессу за сохранение его драгоценной жизни.

И Карбон никогда эту мессу не пропускал.

Выяснилось также, что добрая женщина посвящена во все детали покушения, так как его подготовка происходила прямо у нее на глазах. Она показала Лиможцу один из двенадцати бочонков из-под пороха, которым начинили адскую машину.

В этом бочонке осталось четырнадцать фунтов пороха. Лиможец сразу узнал порох английского производства и превосходного качества. Остальные бочонки разломали на дрова для очага. Однажды Лимоелан сказал своим хозяйкам:

— Обращайтесь с ними побережнее, дамы! Эти дровишки дорого стоят!

Сестра Карбона показала ему также две блузы, принадлежавшие заговорщикам. Что стало с блузой Сен-Режана, она не знала.

Оставалось только выяснить, в какой обители скрывался Карбон. Мнимый шуан уверил женщин, что, для того чтобы помочь Карбону бежать, ему необходимо с ним встретиться. И женщина обещала принести ему адрес на следующий день.

Она побежала к м-ль де Сисэ и узнала у нее все, что было нужно.

Мессы за здравие первого консула были публичными, и Лиможец вошел в церковь вместе с двумя агентами. В уголке за хором он увидел мужчину, который, судя по его виду и по тому, как он молился, не мог быть ни кем иным, как Карбоном.

Лиможец дождался, пока церковь опустеет, подошел к Карбону и арестовал его. Тот настолько не был готов к тому, что его найдут и опознают, что сдался без всякого сопротивления.

После ареста он сознался во всем. В этом состояла его последняя надежда на снисходительность правосудия. И, в частности, сообщил, что Сен-Режан скрывается в доме на улице Бака.

Когда Сен-Режана взяли, он, зная, что его сообщник все выдал, тоже не стал ничего скрывать. Вот его показания, которые мы списали с протокола допроса, подписанного им самим:

«Все, что агент Виктор рассказал о том, как мы купили лошадь, поставили тележку на хранение к торговцу семенами, приобрели бочку и обили ее железом, — правда.

Оставалось только назначить время, и мы выбрали тот вечер, когда первый консул собирался в Оперу на ораторию «Сотворение мира».