Шевалье де Сент-Эрмин. Том 2

Слезы подчиненного в минуту прощания — красноречивая характеристика человеку. Вот и сейчас, видя обожание, с которым команда относится к Рене, слезы на глазах у Франсуа и сожаления из уст других матросов, капитан Люка мог составить представление о том, как привязана команда к его третьему помощнику. Когда сопровождавшие собирались покинуть его корабль, Люка подошел к стене, снял с нее очень красивую морскую пеньковую трубку и вручил ее Франсуа. Последний, зарыдав еще горше, не зная, как выразить свою признательность, вышел, не сказав ни слова.

— Мне нравится такой способ выражения отношения к человеку, — сказал Люка, — и вы, должно быть, благородный юноша, раз уж вас так любят. Давайте же, садитесь, поговорим.

И, подавая пример, сел первый, начав взглядом пристально изучать все вооружение Рене — его двухзарядное гладкоствольное ружье, карабин с нарезным стволом и абордажный топор.

— Жаль, что я раздал все свое вооружение друзьям на острове Франции, — иначе я мог бы вам предложить кое-что достойное вас; сейчас же у меня остались три этих предмета, выбирайте любой из них…

— Говорят, что вы — замечательный стрелок, — ответил Люка, — оставьте себе ружья, а мне дайте топор, надеюсь, в предстоящем сражении я прославлю его.

— О предстоящем сражении: не кажется ли вам это решение слишком опрометчивым?

— Медлить нельзя, черт возьми, — ответил Люка, — император послал к Вильневу, чтобы тот подготовил объединенный французско-испанский флот к экспедиции в Картахену на соединение с контр-адмиралом Сальседо, а из Картахены — в Неаполь, чтобы высадить находящиеся на борту войска, а тем — объединиться с армией генерала Сен-Сира. «Наша задача состоит в том, — добавил император, — чтобы всякий раз, когда вы встретите превосходящие силы противника, атаковать их без промедления. Вступайте в решающее сражение с ним; не забывайте, что успех всей операции в значительной степени зависит от того, как скоро вы покинете Кадис. Мы надеемся, что вы сделаете все для того, чтобы выступить не задерживаясь, и можем пожелать вам в этой экспедиции большей отваги и большей дерзости». Император, без всякого преувеличения, думает о Вильневе как о человеке, которого скорее надо подгонять, нежели сдерживать. В то же время император приказал вице-адмиралу Росильи отправиться из Парижа в Кадис и принять командование объединенным французско-испанским флотом, если застанет его в Кадисе, и поднять адмиральский штандарт над «Бицентавром», а Вильнева отправить в Париж, чтобы последний держал перед Императором ответ за свои действия.

— Дьявол, — вырвалось у Рене, — положение тяжелое.

— Посему, — продолжил Люка, — адмирал Вильнев созвал военный совет; французскую эскадру представляли командующие подразделениями, контр-адмиралы Дюмануар и Магон и капитаны Космо, Мэстраль, Девиллегри и Приньи: они явились, чтобы доложить о состоянии кораблей и о своих страхах и надеждах.

Люка, пустившийся было в пространное повествование, внезапно вскочил на ноги и встал перед Рене:

— Вы знаете, что сказал Император?

— Нет, капитан, я ничего больше не знаю: вот уже два года, как я нахожусь далеко от Франции.

— «Англичане, — сказал он, — покажутся мелочью, если во Франции найдутся два или три адмирала, готовые умереть». Так вот, хоть мы и не адмиралы, предстоит доказать Императору, что в отсутствие адмиралов, желающих умереть,есть капитаны, знающие, как умирать.

Люка все еще беседовал с Рене, когда в каюту вошел офицер.

— Капитан, — сказал он, обращаясь к Люка, — подан сигнал всем капитанам собраться на флагманском корабле.

— Хорошо, прикажите спустить шлюпку, — ответил Люка.

Шлюпку подали, и она, как и лодки остальных капитанов пяти или шести судов, не приглашенных накануне на военный совет, поплыла к «Бицентавру».

Тем временем Рене показали каюту третьего помощника, в которую его временно поселили. Это было светлое и просторное помещение, куда более удобное для жизни, чем его капитанская каюта на «Нью-Йоркском скороходе». Едва он закончил расставлять два-три дорожных сундука, прихваченных с собой, как на борт вернулся капитан Люка. Рене не дерзнул явиться к нему без приглашения, но после разговора, который произошел между ними, он не сомневался, что капитан удостоит его второй встречи.

Он не ошибся: через пять минут после своего возвращения Люка вызвал его к себе.

Рене почтительно ждал, когда первым заговорит капитан.

— Ну что ж, — сказал ему Люка, — это произойдет завтра или послезавтра. Адмирал так и ответил: «Если ветер позволит выступить завтра, выступим уже завтра». Только что получено предупреждение: Нельсон отпустил шесть своих судов к Гибралтару; еще он пригласил к себе на борт адмирала Гравину и, уединившись с ним на некоторое время, распорядился вызвать капитанов, которые не присутствовали на совете, чтобы приказать им встать под паруса. Вот что означал сигнал, который я получил.

— Будут ли ко мне какие-нибудь особые поручения? — спросил Рене.