Ирландец направился прямиком к одному из домов, постучался в дверь и на вопрос, послышавшийся из окна первого этажа: «Кто там?», ответил вопросом на манер ответа:
— Здесь всегда жил Фарилл?
— Да, — ответил ему голос, — Фарилл — это я» а ты кто?
— Я — Салливан.
— Погоди, погоди, я сейчас спущусь и открою тебе.
Двери открылись, и двое бросились в объятия друг друга.
Фарилл настойчиво просил своего приятеля зайти, но тот, оставив у стены остальных беглецов, ответил ему:
— Мы не одни, со мной мои товарищи, которых мне надо устроить до вечера.
— Да будьте хоть вдесятером или сотней, вы его получите. Не тот ночлег, который Фариллу хотелось бы вам устроить, а всего лишь тот, который позволяют ему его условия. Заходите, кто бы вы ни были.
Узники зашли.
— Сударь, — обратился к нему Рене, — мы — французские заключенные, которым удалось вчера вечером бежать из тюрьмы Корка; Салливан, наш товарищ, ручался за вас, и мы готовы вручить наши судьбы в ваши руки.
Дверь была открыта. По знаку Фарилла все, по возможности незаметно, вошли в дверь, которая за ними закрылась.
Но прежде Салливан предупредил Рене, что не следует Фариллу ничего предлагать в обмен на гостеприимство; это могло его не на шутку обидеть.
Они проделали шесть с половиной лье, и весь следующий день только и делали, что спали и ели, восстанавливали свои силы.
Хотя Фарилла трудно было считать богачом, гостеприимство оказалось если и не блестящим и роскошным, то, как и обещал ирландец, вполне приличным и сердечным.
С ними оставались лепешки и несколько бутылок дублинского пива, которое по этому случаю было выпито. В семь вечера беглецы снова были готовы пуститься в дорогу. Надо было за ночь проделать путь до Брюрее, то есть пройти семь лье. Обувь двоих из них была в скверном состоянии, и днем Фарилл, примерив на себя, купил им две новые пары, чтобы ничто не препятствовало их путешествию, по крайней мере, что касалось обуви.
К пяти часам утра они подошли к Брюрее.
Салливан позаботился о том, чтобы они следовали по правому берегу небольшой речки Мэг, на которой был расположен город. В нем жил знакомый Салливана, не менее гостеприимный, чем благородный Фарилл. Все происходило тем же образом: беглецы много ели и пили, спали, сколько могли, и вечером того же дня снова пустились в путь, на этот раз в сторону Аскеатона; но, поскольку теперь путь их ожидал более сложный, нежели накануне, когда они шли себе по дороге, товарищ Салливана вызвался быть у них проводником; к тому же Салливан признался, что в деревне Аскеатон у него знакомых нет. И он с благодарностью, как, впрочем, все его товарищи, принял предложение своего друга. Следуя за ним, они двинулись в Аскёатон.
При магических словах «Это французы!» все объятия и двери распахивались перед ними; лица улыбались, несмотря на то, что расходы с появлением гостей увеличивались: в такой бедной стране, как Ирландия, не поощрялось обременять собой.
На этот раз проводник беглецов повел их в дом своего сводного брата.
Объяснения не были долгими, хотя и касались завтрашних приготовлений в дорогу. Рене предложил купить какую-либо барку и на ней вернуться во Францию; но прежде надо было как следует разжиться запасами провизии. Салливан опустил голову: он был склонен больше доверять ирландцам, жителям внутренних областей, и меньше — жителям морских портов, испокон веков торговавших с англичанами. Он был того мнения, что следует тайком пробраться на первую попавшуюся барку и добраться на ней до первой же страны, которая попадется на их пути; при необходимости же пополнить запасы провизии можно заходить в порты. К тому же они рисковали везде нарваться на английских солдат, пустившихся за беглецами, и по всему побережью наверняка уже пронеслась молва, что восьми французским заключенным удалось бежать из тюрьмы Корка.
Сошлись на том, что следует преодолеть четыре лье и зайти на отдых в Логхилл; здесь можно было выяснить что-нибудь о судах, стоявших на якоре на реке Шеннон. В Фойнсе оказался шлюп, но он уже пустился в плавание и был далеко от берега.
Проводник предложил проникнуть с мачтового корабля на шлюп, который стоял на якоре между Тарбертом и лежащим перед ним крохотным островком. Было условлено, что экспедиция начнется между тремя и четырьмя часами утра. Действительно, около семи часов утра они спустили на воду лодку, привязанную к берегу с ирландской беспечностью, забрались в нее, подкрались к шлюпу и проникли на судно. На нем находились трое мужчин и одна женщина, которые при виде невесть откуда взявшихся восьми человек подняли крик.
Но Салливан на превосходном ирландском дал им понять, что если они не замолчат, ему и его товарищам придется найти на них управу, и, поскольку в этот момент он показал им свои колья, бедняги были вынуждены покориться.