Шеврикука, или Любовь к привидению

– Эти доброжелатели, – продолжала Гликерия, – может, сами пробились из существ, близких к кикиморам. И она им приятна. Но теперь она им не кикимора, и не Увека Увечная, а Векка Вечная. И в делах с ней есть выгода.

– Увека хуже Совокупеевой Александрин! – рассердилась Дуняша. – Она у нас встанет на дороге!

– Или обойдет нас, – согласилась Гликерия. – Но пока она под надзором и в леднике.

– Обойдет! Она у меня обойдет! – совсем разошлась Дуняша. – Она у меня полетит в восьмом отсеке в Америку! Она у меня приводнится в заливе Ванкувер! Как же!

– В каком восьмом отсеке? – спросил Шеврикука. – В какую Америку? В каком заливе?

– А ты-то что? Тебе-то что! – воскликнула Дуняша. – Дезертир!

И все же она выпалила, в каком отсеке, в каком заливе, в какую Америку. Вошли в повседневную жизнь дружеские обеды достойных супружеских пар двух континентов. Конечно, были хороши ароматы московской сборной солянки с каперсами, соком соленых огурцов и вареными языками, но им ни в чем не уступали запахи и пары черепаховых супов по-мерилендски, или же новоорлеанского рубца, или жаркого из опоссумов, да что говорить, увлекательными и далеко манящими были эти запахи. Но накануне, когда столы уже расставлялись в каком-нибудь Сиэтле, Портленде либо в авокадовом Сан-Диего. Вы сами знаете, в тихоокеанские доброприемные воды опадали послания из России, душевные и деловые. Доставлялись они в отсеках летучих изделий тружеников Самары. Изделия эти как раз к обедам возносились в небо в Архангельской губернии, на радость поморам. Что только не возили в их отсеках. А привидений не возили. И вот арестантка Увека Увечная додумалась. Конечно, могли быть у нее подсказчики из числа тех же доброжелателей, но, скорее всего, додумалась она сама. Не смогла прокатиться в Лихтенштейн в портсигаре негоцианта, но не изменила мечте или пагубной страсти. На обрывках молочного пакета карандашом для совершенствования ресниц написала послание-проект, неважно кому, естественно, полуграмотное, но с вкраплениями якобы английских слов, будто готовила себя в ведущие музыкальных развлекательных программ (кто бы ее взял!). Нет, в какие там ведущие! Наглости у Увеки Увечной скопилось столько, что она объявила себя жертвенной особой, готовой отдать все, но способствовать моментальному и историческому переносу привидения из Старого Света в Новый. Она была согласна на все неудобства, на любой отсек, даже на восьмой. Послание Увеки, конечно, перехватили, может, она и сама желала, чтобы его перехватили, а шелест о нем прошел, и если бы даже теперь Увеку решили проткнуть пикой, она свое приобрела. По поводу ее выходки имеют нынче рассуждения, да вдруг возьмут и рассудят доверить этой гнуси «прорыв». Другое дело, как его смогут устроить? Нужны ли обедающим супружеским парам к черепаховым супам и запеченным в раковине устрицам еще и привидения?

– Увека не достойна преимущества и удовольствий, – сказала Гликерия. – Но я ей не судья.

– А я судья! – воскликнула Дуняша. – Мне о ней судить очень просто. Имею основания. Только такую не хватает отправить в Прорыв! Конечно, если этот дезертир Шеврикука…

– Не держи его в голове, – сказала Гликерия.

Она опять вспомнила о «Картинках с выставки», и невылупившиеся птенцы стали осторожно стучать лапками. Один из них пробил скорлупу.

– Во мне возникает непредвиденное, – сказала Гликерия.

– Опять? – удивился Шеврикука.

– Во мне, Дуняша, возникает непредвиденное! – Гликерия уже пропела, и тема ее могла бы заинтересовать Верди. – Непредвиденное!

– И чем же вы теперь-то хотели бы владеть? – спросил Шеврикука.

– Туманностью Андромеды, – пропела Гликерия.

– Чем-чем?

– Чем? – переспросила Дуняша.

– Туманностью Андромеды, Дуняша! Туманностью! А к Маскараду я бы не отказалась иметь украшения Елены, – сказала Гликерия. – Те, что откопал Шлиман в Малой Азии. Или не откопал.

– Это доступнее, – сказал Шеврикука. – Если он их откопал. Тогда они могут быть и в Москве. Только неизвестно, в каких хранилищах.

– Елены! – не могла поверить Дуняша. – Это же Трубникова усохнет от зависти!

– Может быть, на Волхонке, – предположил Шеврикука. – А может быть, и в Подольске.

– Ты считаешь, Маскарад не отменят? – с надеждой, но и с сомнением спросила Дуняша.

– А какой резон отменять? – сказала Гликерия. – При любых обстоятельствах не будет резона отменять. Только приспособят или усовершенствуют сюжет Маскарада.

– А я уж было пала духом! – рассмеялась Дуняша. – Вдруг возьмут и отменят!

– Другое дело, – сказала Гликерия, – что мы с тобой можем оказаться недопущенными к Маскараду.

– Из-за меня? Из-за того, что я бросилась на Покровку? Или из-за всполошения?

– Из-за всполошения, – сказала Гликерия. – Из-за чужих интересов и зависти. Если мы проиграем…

– Ну нет! – решительно заявила Дуняша. – Нас не одолеют!

– Не должны одолеть, – согласилась Гликерия.