Шеврикука, или Любовь к привидению

«Это что же, я теперь – избиратель? – пришло при этом в голову Шеврикуке. – На кой ляд мне все это надо?» Да, узнав о пронырстве наглеца Продольного, он разволновался. Но теперь, когда он листал документ гражданина Игоря Константиновича Шеврикуки, прописанного в Землескребе, с фотографией и печатями, его чуть ли не затошнило с досады на самого себя. Экое мальчишество! Да разве мальчишество? Дурь и безмерная дерзость! И прав был Ягупкин, пусть бездельник и бузотер, называя пронырство Продольного безобразием и покушением на основы. И главное, ему, Шеврикуке, совершенно не нужен был выправленный документ. «Исключительно для того, чтобы суметь отстаивать интересы квартиросъемщиков при раздаче Пузыря. Переусердствовал, но не корысти ради…» – придется объяснять Шеврикуке – и, может быть, в скором времени – тому же Китайгородскому Увещевателю. И выйдет вранье. Шеврикука вздохнул.

– Что-нибудь не так? – услышал Шеврикука голос Пэрста-Капсулы.

Пэрст-Капсула, чьими усердиями был добыт паспорт, стоял рядом, а Шеврикука о нем будто забыл.

– Что? – спохватился Шеврикука. – Нет, все в порядке. Благодарю за услугу. Удивляюсь быстроте, с какой она оказана.

– Самому интересно было пройти лабиринт быстро, – сказал Пэрст-Капсула. – Есть способы ускорения канцелярской поспешности. Один из них я опробовал. Получил удовольствие.

Шеврикука знал единственный способ ускорения канцелярской поспешности. Но вряд ли Пэрст-Капсула ублажал лиц при конторских книгах и сейфах пачками денег или хотя бы коньяками и шоколадами.

– Да, – сказал Пэрст-Капсула. – Способы есть чисто технологические, в них нет нарушения этики, а есть замена керосина лазерным лучом.

– Я рад, что ты получил удовольствие, – пробормотал Шеврикука.

Опять он почувствовал, что выглядит барином, высокомерно-снисходительно-пустыми словами одобряющим проворного слугу. Ощущение это было ему неприятно. Пустые слова произнес он, пустой случилась его затея.

– Я не знаю… Надо ли об этом ставить вас в известность, – неуверенно начал Пэрст-Капсула. – Но я все же об этом скажу… Среди прочих готовых к выдаче документов я видел паспорт на имя Гликерии Андреевны Тутомлиной…

– Вот как? – удивился Шеврикука. И тут же сообразил: а что удивляться-то? Впрочем, одна странность была: отчего паспорт Гликерии Андреевны Тутомлиной (что ж, Гликерия имела право назвать себя и Тутомлиной) был намечен (видимо – ею) к осуществлению именно в Останкине? Не логичнее было бы Гликерии получить прописку в иной префектуре, на Покровке, в доме Тутомлиных? Или останкинская прописка давала ей больше выгод и выходов к Пузырю? В этом следовало разобраться…

– А… – начал было Шеврикука.

– Нет, – сказал Пэрст-Капсула. – На всякий случай я заглядывал в бумаги. В Останкине ни одна из интересующих вас особ документ не заказала… Ни дама, приходившая к вам в мантилье, ни просительница, объявлявшаяся под маньчжурским орехом… Может быть, они пожелали в других местах… Или у них нет возможности…

– Может быть… – рассеянно сказал Шеврикука. – Может быть…

– Есть мне еще какие-либо поручения? – спросил Пэрст-Капсула.

– Нет. Никаких более поручений нет. Еще раз спасибо, – сказал Шеврикука. – Да… Вот что… Я был бы очень удивлен, если бы Гликерию Андреевну Тутомлину прописали в Землескребе…

– Нет, – сказал Пэрст-Капсула. – Ее прописали в строении, расположенном от Землескреба в семистах двадцати метрах…

– И то ладно… – пробормотал Шеврикука, отпуская взглядом покидавшего его Пэрста-Капсулу.

Известие о паспорте и останкинской прописке Гликерии успокоило Шеврикуку. Отчасти даже развеселило его. Более он себя не бранил, не обзывал безрассудным прохвостом. Паспорт в любой миг можно было разорвать в клочья, а упоминание Игоря Константиновича Шеврикуки в казенных бумагах истребить. Но пока этого не стоило делать.

«А сам-то Пэрст, – задумался Шеврикука, – не соизволил и себе завести паспорт? А хоть бы и соизволил…»

45