Шеврикука, или Любовь к привидению

– Может, он в командировке? – высказал предположение Крейсер Грозный. – Или из-за дождей поехал на пляжи Сейшел?

Чуть было не забыл, возле Крейсера Грозного стоял в те минуты его японский друг и компаньон Такеути Накаяма, Сан Саныч, с фанерой доброжелательных плакатов на груди и спине: «Даешь Коморы, Сейшелы, Бермуды – новые русские острова!»

– Я-то как раз и хотел послать его в командировку! – сказал Дударев. – В горные районы Северной Италии. За паркетом из альпийских елей. Ему уже и заграничный паспорт выправлен. С орлами. И дом ему готов в Подмосковье под дубами и липами… Впрочем, это вам неинтересно…

– Отчего же… – вежливо произнесли Крейсер Грозный с Сан Санычем.

– Ну, я бегу. Встретимся в Салоне!

– И в Салоне тоже, – кивнул Крейсер Грозный.

И Олег Сергеевич Дударев поспешил к свинцового цвета «лендроверу», где его внимательно поджидали два крутостриженых паладина с черно-желтыми змеями Анаконда на серебристых рукавах.

Стало быть, недоставало Игоря Константиновича в Москве и как специалиста.

В происшедшем на ходу разговоре вскользь были упомянуты слова: «взрыв, встряска, прочая катавасия…» И все в связи с домом на Покровке. В связи же с Шеврикукой случайно и косвенным образом.

О взрыве и встрясках на Покровке было известно в городе, и толкования происшествия ходили самые разнообразные, отражая своеобычность миропонимания каждого из москвичей, а добредая до пригородов и ближайших губерний, они и вовсе перекувыркивались и обрастали пушистыми цветами. К тому же мастера сыска называли несколько рабочих версий случившегося, не отрицая при этом и множества иных его причин.

Проще всего было связать взрывы и встряски с террористами, тем более что они как раз обещали провести Парад победы на Тишинском рынке, сокрушив перед тем георгиевский столп Зураба Церетели и перебив палками алкоголь в палатках. А встряски ощущались и в самом доме Тутомлиных, и во многих строениях от Воронцова поля и до Сретенки. Вылетали стекла, раскачивались люстры, съезжали с места ванны с купающимися в них жильцами, останавливались на полном ходу лифты, а в крайнем доме Большого Сухаревского переулка, почти у Цветного бульвара, с жестяным скрежетом рухнули разом на тротуар все водосточные трубы. (Очень скоро следствию пришлось отделить сухаревские водостоки от покровских причин, по новой рабочей версии виновными в крахе труб оказались шабашники из Сумской области.) В доме же Тутомлиных много чего покорежило, и у властей префектуры возникли поводы в аварийные сроки выселить из дома последних коммунальных квартирантов. В их числе и флотских корешей Крейсера Грозного, поднимавшего в памятный день смотрин Андреевский флаг – на борьбу за права и свободы здешнего привидения. Выселенные с Покровки напрочь отметали причастность к их бедам террористов; по их мнению, взрыв устроили мздоимцы-чиновники, все тот же пресловутый полпрефекта Кубаринов, чтобы расчистить плацдармы для деятельных операций неумытого и неухоженного московского капитала.

Террористов и мздоимцев обелили, как ни странно, саперы и пожарные. Помилуйте, о каком взрыве вы судачите, заявляли они, обижая покровских знатоков и следопытов из пригородов. Дом тряхнуло, но ничего при этом не взорвалось и не горело. «А собаки выли», – возражали им. «А может, у собак случилось расстройство пищеварительного тракта?» – отвечали саперы и пожарные.

«Собаки выли на луну, – разъясняли мистики. – На луне перемещались пятна, и собаки выли. И как раз подоспела Дикая Охота…» Имя предводителя Охоты называлось уже подземным, замороженным шепотом.