А суета в Останкине в ожидании раздачи Пузыря становилась чуть ли не праздничной. На Звездном и Ракетном бульварах на плоские крыши домов по вечерам поднимались духовые оркестры и маршами, в их числе кавалерийскими, взбадривали население. Предполагалось, что накануне раздачи будут проведены салют и фейерверки. Ожидались приезды важных делегаций из богатых стран. Разговоры об этом вызывали скорее тревогу, нежели радость. Вдруг из Пузыря начнут выгребать (или оно станет само выползать) такое, что у иноземных кредиторов слюни потекут и они потребуют экстренной выплаты долгов и, уж естественно, прекратят валютные подачи. Оно, конечно, хорошо бы, чтобы такое выгребли и потекло, но зачем дразнить и печалить дарами Пузыря чужаков, и без того сытых? А потому утверждалось мнение: главные выгребы будут совершаться с соблюдением секретностей и вывозить добро станут в ночное время на секретные же склады. С них и начнут по спискам раздавать Пузырь. Ожидать на бульварных тротуарах своих порций Пузыря с сумками на колесах, с баулами и рюкзаками, с корытами на лыжах могли лишь люди, ущербные умом. Однако их объявлялось в Останкине все больше и больше. Скапливались они не везде, а в местах, где, по их изысканиям и вычислениям, по подсказкам магов, по чуяниям Чумака, и должны были отвориться товарные проемы Пузыря. В скоплениях сумок на колесах сейчас же стали образовываться выстраданные отечественной инициативой очереди со списками и с выведением чернильных номерков на руках. Понятно, списки полагалось перевыкрикивать ежедневно (а где и дважды в день), устраняя из списков сибаритов и безвольных. Опять же по московской привычке естественного отбора переклички устраивались в часы отдохновений метрополитена, тут уж сибарита, лежебоку и безвольного одно удовольствие было выставить из очереди. И в списках еженощно происходило обнадеживающее продвижение к дарам Пузыря.
Раздражали очереди являвшиеся к перекличкам в иномарках, с трелями охранных канареек, наглые люди, какие-то то ли хлопобуды, то ли будохлопы, во главе с профессором Облаковым и ненасытной дамой в мехах Клавдией Петровной. Они считали, что должны быть первыми и идти вне списков, потому что свои списки и номерки на руках уже выстояли лет пятнадцать назад, а то и больше в Настасьинском переулке, дом номер восемь. Именно тогда им (за плату!) и был припрогнозирован нынешний Пузырь. А потому Пузырь прежде всего – их, а уж затем – чей-либо еще. Выяснилось вскоре, что эти самые хлопобуды в последние годы много чего уже награбастали, много кого облапошили, места своих служений утеплили, виллы построили, чаще всего на Ривьерах, пробьются и внутрь Пузыря, а в останкинские очереди ездят отмечаться – на всякий случай. Чтобы никакой мелкой добычи не упустить, чтобы ни одна килька от них не удрала. «Этих – бить будем!» – было общее мнение в очередях сумок на колесах. А так там нарастало единение душ и надежд, по причине ночных бесснежных холодов жгли костры, водили хороводы и предавались воздушным мечтаниям.
– Ох! Игорь Константинович, вы вернулись! – бросился к Шеврикуке во дворе Землескреба обрадовавшийся ему Радлугин.
– Да, вернулся, – согласился Шеврикука.
– Что-то вы не загорели…
– Я был на Ямале, – сказал Шеврикука.
– Какие же там теперь развлечения? – удивился Радлугин.
– Гонки на оленьих упряжках. И на собачьих.
– Ну, тогда конечно, – закивал Радлугин. – А «дупло»?
– Он на задании, – сказал Шеврикука. – Но скоро должен появиться. А пока донесения вам придется передавать мне. Из рук в руки. Но незаметно и не прилюдно.
– Слушаюсь! – вытянулся Радлугин.
– А как с Пузырем?
– Бдим, – сказал Радлугин. – Стоим на страже интересов. Доступ в него будет открыт во вторник, в одиннадцать ноль-ноль. Об этом уже сообщили в газетах, по радио, в телевизорах… Ну, вы сами знаете…
– Естественно, знаю, – важно сказал Шеврикука. Он хотел было поинтересоваться, каким способом, по сведениям Радлугина, будет осуществляться доступ в Пузырь, если тот по-прежнему бездыханно спит и ничто в себе не открывает. Но промолчал, не желая давать Радлугину повод усомниться в государственной осведомленности Игоря Константиновича.
– Рад, что вы бдите и стоите на страже, – поощрил Радлугина Шеврикука. – Если что, докладывайте.
Через час Шеврикука почти те же слова сам услышал от предпринимателя Дударева. Дударев категорическим образом обрадовался возвращению Игоря Константиновича с Ямала, даже обнял путешественника, вызвав напряжение на лицах двух своих хранителей тела.
– Досада-то какая, Игорь Константинович, что вы наши паркетные работы пропустили! – сокрушался Дударев.
– Вы же мне о сроках-то не сообщили…
– Да-да, это так! Фронт работ открылся внезапно. И мы обещанную вам ставку не отменили и не понизили. Вы все получите. Все! И дом в Подмосковье пока незастеленный…
– Застелим, коли надо будет, – пообещал Шеврикука.